Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)

Секретарь задрожал, но быстро взял себя в руки и, мужественно прикусив губу, с деланной бодростью воскликнул:

- Ничего, Миша! Дадим сведения. Не подкачаем. Мужайся.

- Так ведь мы же еще до сих пор не дали сведений насчет спортивных состязаний, шахматных партий, лекций, увольнений, болезней, опозда...

- Ерунда! Не падай духом! Волоки сюда счеты. Будем считать. И ребята пусть все тоже считают. Эй, кто там! Казначей! Машинистка! Курьер! Живо! Да гоните сюда всех профуполномоченных. Сведения так сведения. Даешь! Одним духом все сведения дадим!

- Считайте, черти! Нечего зря груши околачивать! Ну-с, Миша, что они там требуют?

Председатель заглянул в бумагу.

- Общее количество единиц спецодежды, полученной за истекшее полугодие. Характер единиц. Число мужских, женских и детских. Число годных. Число негодных. Число несоответствующих. Число соответствующих. Общее число пуговиц. Число черных пуговиц. Число белых пуговиц. Число белых пуго...

- Ладно! Довольно! Дальше сами знаем: число стираных, число нестираных, число валенок, число неваленок... Мы это все быстро! Валяйте, ребята!

Работа кипела.

- Пиши, Миша, записывай. Пятью пять - двадцать пять, шестью двадцать пять - сто пятьдесят да плюс семнадцать, - итого сто шестьдесят семь валенок. Тэк-с! Теперь помножить на десять рукавиц, это получается одна тысяча шестьдесят семь. Валяй пиши: одна тысяча шестьдесят семь.

- Чего одна тысяча шестьдесят семь?

- Кажется, довольно ясно: валенко-рукавиц. Пиши. Теперь дальше. С левой ноги тридцать да с правой ноги тридцать девять... Гм... будет тридцать умножить на тридцать девять. Будет одна тысяча сто семьдесят. Пиши, Миша: одна тысяча сто семьдесят.

- Чего?

- Ясно, чего: право-левых валенков...

- Василий Иванович, - кричала из соседней комнаты машинистка Манечка, сколько у нас за прошлый месяц было сыграно шахматных партий?

- Четыреста пятьдесят две!

- Мерси! Значит, четыреста пятьдесят две шахматные партии помножить на сто двадцать опозданий и разделить на восемнадцать пуговиц... Гм... Это будет... Скажем, для ровного счета тринадцать три четверти. Товарищ председатель, скорее записывайте: тринадцать три четверти, - а то я забуду.

- Чего это тринадцать три четверти? - хрипло спросил председатель.

- Тринадцать и три четверти шахматно-пуговице-опозданий!

- Ага.

- ...Итак, из двенадцати посетителей в день вычесть четыре пишущих машинки и помножить на сорок детских заболева...

- Василий Иваныч, у меня ум за разум заходит. Скажите, сколько это будет, если помножить на восемнадцать?

- Сто восемь! Не мешайте!

- Мерси! Товарищ председатель, пишите: сто восемь женщино-мужчин за первую половину третьей стадии туберкулеза.

- Валяй, Миша! Мужайся. Что у нас там осталось? Газеты, что ли? Есть такое дело. Триста номеров "Гудка" помножить на одного начальника станции и разделить на одну четверть телеграфисто-лекции...

Поздней ночью председатель месткома, взъерошенный, без фуражки, с блуждающими глазами, ворвался в собственную свою квартиру и, зловеще захохотав, закричал жене:

- Веро-мания! Дай мне четыре с половиной ножо-вилок и две тарело-бутылки щей! А также хлебо-газету. Хи-хи-хи!

На следующий день председателя месткома бережно везли в ближайший сумасшедший дом.

1925

О ДОЛГОМ ЯЩИКЕ

Кто о чем, а я о ящике. И не о каком-нибудь, а именно о долгом.

Чем же, собственно, отличается долгий ящик от просто ящика? Попробую осветить этот вопрос.

Обыкновенный, честный, советский просто ящик состоит из четырех стенок, дна и покрышки.

Долгий ящик - наоборот. Хотя стенки у него изредка и имеются, но зато и покрышка у него абсолютно отсутствует. Поэтому про долгий ящик принято говорить тихо, скрипя зубами и сжимая кулаки:

- У-у-у, проклятый! Чтоб тебе ни дна, ни покрышки!

Ни на какую крупную роль, имеющую общественно-политическое значение, просто ящик не претендует и довольствуется незаметной, скромной, повседневной работой.

Что же касается долгого ящика, то - шалишь!

Долгий ящик другого сорта. Долгий ящик любит власть, славу, кипучую деятельность. Любит быть заваленным делами, проектами, сметами, изобретениями, жалобами.

Так и говорят потом со слезами на глазах:

- Ну, братцы, попало мое изобретение в долгий ящик! Пиши пропало!

Или весело:

- А жалоба-то, которую подал на меня негодяй Афанасьев, что я ему дал по морде, того... в долгий ящик... тю-тю... хе-хе...

Одним словом, у долгого ящика есть и враги и друзья. Смотря по обстоятельствам.

А уж ежели где какая волокита, бюрократизм, разгильдяйство или головотяпство, то будьте уверены, что долгий ящик тут первый человек.

И если бы управление какой-нибудь железной дороги пожелало бы соорудить в назидание какой-нибудь этакий шикарный памятник волоките и бюрократизму, то я предложил бы такой проект.

Письменный стол, покрытый сукном... тем самым сукном, про которое говорят: "А ты, Ваня, зря себе голову не ломай. Клади под сукно - и баста".