- Я бы хотел, - прошептал Штреземан, - предложить как можно скорее снять...
- И не предлагайте, - прервал его Чемберлен, - все равно не снимем.
- Да нет, я бы предложил сначала снять...
- Не снимем! Не снимем! И не заикайтесь. Сегодня с вас снимешь военный контроль, а завтра Гинден...
- Да нет же! Скатерть со стола предлагаю снять. А то вот они как-то подозрительно смотрят. Того и гляди, сопрут-с.
- Кто они?
- Они-с. Малая Антанта-с. Хи-хи.
- Следующий!
- Господа! Внеочередное заявление! У меня портсигар свистнули. Где румын? Уже нету. Только что тут крутился! Простите, я сейчас...
- Э, нет! Уж вы, будьте добры, посидите, а то, как некоторые, наберут на память миллиардов в кредит до среды, а потом ищи ветра в поле.
- Господа, призываю вас к порядку. Кто следующий?
- Я, - заявил Муссолини. - Деловое предложение. Предлагаю СССР вывозить в Италию хлеб, а то Америка берет втридорога!
- Пр-р-рошу без намека.
- Господа, мне кто-то дал по морде.
- Тише! Тише! Не все сразу! У кого еще заявления?
- У меня заявление: румын шубы унес. Бежим!
И шумной толпой антисоветский блок в полной согласованности и солидарности выбежал на улицу.
"На таком блоке можно повеситься!" - с тоской подумал Чемберлен, оставшись один.
1925
НЕ ЖИЗНЬ, А ЖЕСТЯНКА!
В Варшаве, в одном из огородов по Смольной улице, найдены два пакета, содержавшие кило сильного взрывчатого вещества, две капсюли к гранатам и два фитиля.
Газеты высказывают предположение, что пакеты предназначались для взрыва здания штаба.
Несомненно, что в данном случае налицо подготовка новой провокации.
Из газет
- Собачья жизнь! - пробормотал польский охранник пан Шпиковский, уныло приклеивая некрасивую рыжую бороду. - Не жизнь, а жестянка! Тьфу! Кстати, о жестянке. Как бы не забыть. Эй, Маринка! Там, в буфете, на третьей полке справа, два фунта динамита в жестянке. Так ты принеси. Да парочку капсюлей захвати, - может, пригодится. Осторожнее! Осторожнее! А то все бомбы мне там переколотишь.
Взяв узелок с динамитом под мышку, пан Шпиковский вышел на улицу.
- Собачья жизнь, - бормотал он, - куда бы этот узелок положить? Гм! Ума не приложу.
Мимо пана Шпиковского пробежала веселая толпа детишек. Они приплясывали и громким хором пели:
Человек, и зверь, и пташка
Все берутся за дела:
С бомбой тащится шпикашка,
Появясь из-за угла!..
- Уже, начинается! - горько улыбнулся пан Шпиковский. - Детишки и те дразнят. Собачья жизнь! Эх, пойтить, что ли, коммунисту какому-нибудь подбросить?
- Здравствуйте! Тут живет товарищ Карл?
- Здравствуйте. Тут. А что такое?
Пан Шпиковский конспиративно подмигнул и похлопал легонько по узелку.
- Тут ему посылочка маленькая, хе-хе... - сказал он, понизив голос. Из Коминтерна, знаете ли. Совершенно секретно. В собственные руки. Разрешите, я оставлю?
- Гоните его к черту! - раздался голос из глубины квартиры. - Шляются тут каждый день с бомбами... В шею его! Хорошенько! Надоело, право!
- Я что... я ничего... - забормотал пан Шпиковский. - Не хотите, как хотите! Я ж не навязываюсь... Не беспокойтесь, я сам. Тут всего девять ступе... Тр-рр... Гоп... Спустили. Пойду куда-нибудь на фабрику, авось там...
Пан Шпиковский, воровато оглядываясь, подобрался к фабричным воротам, сунул узелок в лавочку и торопливо побежал прочь.
- Эй! Борода! Бомбы потерял!
Пан Шпиковский сделал вид, что не слышит.
- Борода! Бомбы обронил! Эй, дядя! А-ген-т! Бомбы, говорю, возьми!
Пан Шпиковский растерянно обернулся. Его догонял рабочий с узелком.
- Получай свое барахло. Много вас тут возле фабрики валандается... Катись.
"Пойду и взорву гимназию", - уныло подумал пан Шпиковский, шагая по дороге.
"Старьевщикам, разносчикам, шарманщикам и подбрасывателям бомб вход строго воспрещается", - прочитал Шпиковский над подъездом гимназии.
- Гм! Пронюхали, сволочи!.. Эх, собачья жизнь!..
* * *
- Послушай, старушка! Сделай милость, подержи узелок. А я тут на минуточку за папиросами сбегаю.
- Нечего, нечего! Проходи своей дорогой, милый! Можешь свои бомбы оставить при себе. Мне твоих бомб не надобно. Да бороду-то подклей поаккуратнее: отваливается...
- Тьфу! Соб-б-ба-бачья ж-ж-жизнь!
Солнце палило пана Шпиковского. Было жарко и уныло. Тогда пан Шпиковский вышел за город, прошел верст восемь и, выждав, когда стемнеет, сунул сверток в какую-то подвернувшуюся грядку капусты.
- Собачья жизнь! - бормотал пан Шпиковский, с бьющимся сердцем убегая по дороге и роняя рыжую бороду.
А на другой день польские газеты сообщали:
"НОВОЕ ПОКУШЕНИЕ КОМИНТЕРНА. Вчера коммунисты подложили в восьми верстах от Варшавы бомбу под пролетавший аэроплан военного ведомства. К счастью, аэроплан пролетал высоко, и бомба не успела взорваться. Восемь коммунистов арестовано".
1925
БЕЛОГВАРДЕЙСКИЙ ЦИРК