Так я стал одновременно источником и практиком, но мне не разрешали самому добавлять отраву в еду или делать зелья, как бы я ни желал поменять один мир на другой. Моё обучение включало исключительно алхимию. «Если мы позволим тебе дать яд своей рукой, это может отпугнуть единорога», – говорили родители, улыбаясь и зная, что я ничего не понимаю. Но я наблюдал за многими отравлениями, пока был безбородым смешливым юнцом, прятался за дверью или в стенной нише, за гобеленом или под кроватью. Хочешь, расскажу мою любимую историю, пока есть время? Тебе должно быть любопытно – ведь мы с тобой похожи.
У Дожа далёкой-предалёкой страны, где полным-полно красных скал и крыш, а веранды покрыты шалфейной пылью и древесным соком, было две дочери. Одна – бессердечная дьяволица, другая – милая и добрая, как молоко. В наше время мужчин нередко постигает такая напасть. Город красных скал и крыш назывался Янтарь-Абад, и первую дочь Дожа звали Хинд. Она была из тех, кто любит танцевать с мужчинами, пироги с глазурью и книги с картинками, на которые не стоило смотреть. Вторая дочь носила имя Хадиль и желала лишь радовать отца. Пока девочки росли, одинаково красивые и грациозные, Дож пил вино и хмурился, сопоставляя их различия. Человек непростой, он решил преподать дочерям урок, хотя, возможно, для одной сгодилась бы хорошая порка, а для другой – крепкая выпивка. Но Дож, как я уже сказал, был непростым человеком.
Янтарь-Абад – хоть и маленький, но процветающий город, который хорошо устроился, точно рыбак, болтающий ногами в солёной морской слюне. Узкий синий залив врезался прямо в его центр, а по берегам росли плакучие кедры, о которых молодые люди говорили, что это будущее богатство Янтарь-Абада. Настоящим богатством города был янтарь, в тех краях настолько многочисленный, что каждый, прогуливаясь по узким пляжам цвета ржавчины, мог подбирать влажные и блестящие кусочки прямо с песка. Некоторые добывали янтарь как рыбу, густыми сетями из крапивы и льна; вытаскивали красно-золотые драгоценные камни, точно лососей из пенящейся воды. Янтарь-Абад пропах канифолью и странным ароматом горящих драгоценностей. Тень, которую он отбрасывал на землю, была чередой бледно-желтых полос, ибо город висел между небом и землёй, среди стволов громадных прибрежных кедров.
Длинные гирлянды цикория, молочая и роз с плотными бутонами обвивали изящные мосты, которые вели от дерева к дереву, как в иных городах улицы ведут от министерства к кладбищу, а в других – каналы от рынка к галантерее. Жители Янтарь-Абада легконоги, из них мало кому случается падать. Дворец Дожа, что неудивительно, построен на самой широкой части ствола самого широкого кедра, и все его комнаты пестрят янтарём в виде резных изображений цветов, женщин, солдат, несущихся во весь опор лошадей и разнообразных героических сцен. Все комнаты – красные и золотые, благодаря обилию мерцающей окаменелой смолы, мягким и шершавым полосам кедровой древесины, виднеющимся сквозь якобы случайные зазоры в стенах.
В этих комнатах жили сёстры Хинд и Хадиль. Хадиль носила длинные бусы из янтаря, оплетавшие её тело сложными узорами, туго стягивавшие горло, свободно висевшие на запястьях и талии, крест-накрест пересекавшие скромный высокий вырез платья. Её глаза были яркими и золотыми, как древесный сок, волосы – тёмно-рыжими, как самая дорогая канифоль. Хинд тоже носила длинные бусы, но те были сделаны из странной чёрной субстанции, которая остаётся после того, как янтарь сжигают, чтобы получить дорогое масло, на которое походила её сестра. Нити из чёрных бусин обхватывали тело Хинд, свободно лежали на шее и туго – на запястьях и талии, крест-накрест пересекали едва прикрытую грудь.
Хинд в этих комнатах пыталась убедить сестру почитать книги с гравюрами, которые девушкам видеть не положено, и отведать пирогов, которые придали бы округлости её фигуре, тонкой словно паутина, и оставить открытыми янтарные двери их комнаты, чтобы мужчины с других кедров могли перебраться по гирляндам из молочая и петь у их порога. Хадиль в этих комнатах пыталась сдержать сестру и закрывала створчатые двери, когда тёмная ночь затекала внутрь, и крошила пироги на подоконник для пролетавших птиц, взамен предлагая сестре простые коричневые хлебцы и сырые клубни. Пыталась направить её игривые взгляды к молитвенникам без гравюр, лишь с псалмами и гимнами, которые сама пела на балконах своего высокого дома, пока её голос не стал известен как Колокол Янтарь-Абада.
В этих комнатах сёстры не желала уступать друг другу. Они обе сидели, насупившись, на красных кушетках: одна жевала клубни, другая – пироги.
– Отчего ты не играешь со мной, как сестра с сестрой? – кричала Хинд.
– Отчего ты не молишься со мной, как сестра с сестрой? – шептала Хадиль.