Город у эшафота.За что и как казнили в Петербурге

Эта казнь получила в обществе огромный резонанс; популярнейший тогда писатель Леонид Андреев написал вслед экзекуции прогремевший на всю Россию «Рассказ о семи повешенных». Всеволод Лебединцев, руководитель отряда, выведен в нем под именем Вернера; прототипом Муси стала Лидия Стуре, прототипом Тани Ковальчук — Елизавета Лебедева…

Кажется, это была последняя столь знаменитая публичная казнь в дореволюционной истории Петербурга, но экзекуции в Лисьем Носу продолжались и позже. Неслучайно столичный библиограф и писатель Сергей Рудольфович Минцлов отмечал в своем дневнике в начале января 1909 года: «Прежде, помню, когда должны были казнить убийцу начальника главного тюремного управления, я чувствовал себя неладно и даже плохо спал в ту ночь, все представляя себе рассвет и гнусную процедуру приготовления здорового человека к смерти.

Теперь читаешь и слышишь о ежедневных казнях десятков людей и обращаешь на них столько же внимания, как на брошенный газетный лист».

В том 1909 году число казненных в России было еще очень велико, 543 человека, но уже со второй половины 1910 года динамика пошла на спад, хотя никогда и не вернулась к показателям достолыпинских времен. В 1910 году в Российской империи казнили 129 человек, годом позже — 58, в 1912 году — 108, в 1913-м — 25. Частью этой статистики стал, например, эсер Александр Алексеевич Петров-Воскресенский, в декабре 1909 года взорвавший начальника Петербургского охранного отделения полковника Сергея Георгиевича Карпова: он был повешен в ночь на 12 января 1910 года; по сообщению газеты «Утро России», «в сопровождении воинского отряда Петров был отправлен на Лисий Нос, где приговор и был приведен в исполнение».

А Сергей Юльевич Витте так подытожил эту страницу российской жизни: «Я уверен, что история заклеймит правление Императора Николая при Столыпине за то, что это правительство до сих пор применяет военные суды, казнит без разбора и взрослых и несовершеннолетних, мужчин и женщин по политическим преступлениям».

Не знал он, впрочем, какие еще времена и какие казни России предстоят.

Глава 20

«Контрреволюционные агитаторы, германские шпионы и шпионы всех других, нападающих на революционную Россию правительств подлежат расстрелу». Красный террор, списки заложников и казненных. «Расстреляно всего 512 контрреволюционеров и белогвардейцев, из них 10 правых с.-р.». Ковалевский лес.

О красном терроре мы уже слышали от Зинаиды Коноплянниковой, но по-настоящему он развернулся после революций 1917 года. Правда, первая из них — Февральская — принесла вначале повсеместную отмену смертной казни: соответствующее постановление Временного правительства было опубликовано 12 марта 1917 года. Однако спустя четыре месяца высшую меру наказания частично восстановили — за тяжкие воинские преступления.

На первых порах и большевики выступали против смертных приговоров. 28 октября второй Всероссийский съезд Советов принял вполне однозначный декрет: «Восстановленная Керенским смертная казнь на фронте отменяется. На фронте восстановляется полная свобода агитации. Все солдаты и офицеры — революционеры, находящиеся под арестом по так называемым «политическим преступлениям», освобождаются немедленно».

«Революция роз» длилась, однако, недолго. Одним из предвестников перелома в настроениях стало печально знаменитое убийство в ночь с 6 на 7 января 1918 года бывших министров Временного правительства Федора Федоровича Кокошина и Андрея Ивановича Шингарева: отряд революционно настроенных матросов беспрепятственно прошел в их палаты в Мариинской больнице и застрелил их. Это была, разумеется, не казнь, а самосуд, однако настроения пролетариата отразились в происшествии весьма ярко.

Учрежденные в декабре 1917 года революционные трибуналы и Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией (ВЧК) смертью подследственным поначалу не грозили, но уже в начале 1918 года мягкотелый либерализм был отброшен в сторону. Заместитель председателя ВЧК Яков Петерс позже разъяснял: «Вопрос о смертной казни с самого начала нашей деятельности поднимался в нашей среде, и в течение нескольких месяцев после долгого обсуждения этого вопроса смертную казнь мы отклоняли как средство борьбы с врагами. Но бандитизм развивался с ужасающей быстротой и принимал слишком угрожающие размеры. К тому же, как мы убедились, около 70 % наиболее серьезных нападений и грабежей совершались интеллигентными лицами, в большинстве бывшими офицерами. Эти обстоятельства заставили нас в конце концов решить, что применение смертной казни неизбежно».