Город у эшафота.За что и как казнили в Петербурге

1871 год: повод к очередной экзекуции дало знаменитое нечаевское дело. Был в российской истории одаренный проповедник революции и нигилизма Сергей Геннадьевич Нечаев, магнетически действовавший на своих последователей. В нечаевском «Катехизисе революционера» говорилось, что настоящий борец со старым мироустройством «разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира», что он «знает только одну науку, науку разрушения».

На практике эта наука разрушения реализовалась в убийстве члена нечаевской организации, студента Иванова. Убивали пятеро: сам Нечаев и члены его организации, в числе которых известный публицист, историк пьянства, нищенства и прочих социальных явлений на Руси Иван Гаврилович Прыжов. Главарю удалось скрыться за границей, соучастники его предстали перед судом. Процесс состоялся в Петербурге летом 1871 года, обвиняемые были приговорены к лишению всех прав состояний и разным срокам каторжных работ.

21 декабря 1871 года на уже знакомой нам Мытнинской (Зим ней Конной) площади состоялась гражданская казнь над тремя главными участниками процесса: Прыжовым, Петром Гавриловичем Успенским и Алексеем Кирилловичем Кузнецовым. Один из агентов Третьего отделения заранее доносил начальству: «Совершение обряда казни может подать повод к какой-нибудь манифестации и, без сомнения, привлечет на место казни всех последователей нигилизма».

Преувеличил, однако некоторых и в самом деле привлекло. Иосиф Егорович Деникер, в ту пору участник движения в народ, а позже выдающийся французский антрополог и создатель научной классификации человеческих рас, вспоминал: «Как сейчас вижу перед собой и массы народа, и приближение колесницы с тремя столбами и привязанными к ним, спиной к лошадям, «государственными преступниками», и тот момент, когда поп подавал целовать крест, к которому Успенский и Кузнецов приложились, а Прыжов, махнув на него рукою и подобравши цепи, взошел первый на эшафот… С полчаса стояли они у столбов и все глядели по направлению восходящего солнца, которое, наконец, выглянуло из-за сереньких облаков и осветило печальную картину… Когда трех мучеников свели с эшафота и посадили в карету, целая толпа молодежи бросилась пожать им руку и затем бежала за каретой, все кланяясь и махая шапками, пока, наконец, не были оттиснуты крупами жандармских лошадей от кареты».

Агент Третьего отделения добавляет к картине произошедшего несколько колоритных деталей: «Для обратного следования с площади преступников посадили в тюремный фургон, и тут из толпы отделилось человек 15 нигилистов, которые сопровождали преступников до замка… Непонятный беспорядок был в том, что фургон с тремя преступниками, тюремным сторожем и возницею тащила одна лошаденка, до того плохая, что она раз шесть останавливалась. Около Никольского рынка навстречу привели двух лошадей. Шествие снова остановилось, и стали было перепрягать, но служитель, который привел лошадей, был пьян и начал ссору с кучером фургона. Кончилось тем, что к фургону, не выпрягая первоначальной клячи, прицепили вторую».

Еще одна деталь, агенту Третьего отделения вряд ли известная: среди собравшейся на площади публики наверняка был студент Александр Васильевич Долгушин, обвинявшийся по нечаевскому делу, но судом оправданный.

В 1875 году уже он стал главным действующим лицом нового действа на Зимней Конной: здесь состоялась гражданская казнь так называемых долгушинцев, участников кружка, которым Александр Васильевич руководил и который распространял среди крестьян вольнодумные прокламации. Приговор Долгушину был вынесен летом 1874 года, однако церемония гражданской казни задержалась и осуществлена была лишь весной 1875 года, в два приема.

8 часов утра 5 мая привели в исполнение приговор над самим Долгушиным, а также Львом Адольфовичем Дмоховским и Дмитрием Ивановичем Гамовым. «Публики присутствовало весьма мало, все прошло тихо и спокойно»: лаконичная пометка в отчете Третьего отделения.

Зато на следующий день, 6 мая, события на Зимней Конной развернулись бурные. Осужденный Иван Иванович Папин вел себя на эшафоте сдержанно, а вот его товарищ Николай Александрович Плотников обратился к публике с призывами: «Долой царя, долой бояр, князей, долой аристократов! Мы все равны, да здравствует свобода!» Когда осужденных увозили, демократическая молодежь бросилась следом; тринадцать человек были задержаны. Известны некоторые имена попавших тогда под арест: Семен Геллер, Захар Картахидзе, Анатолий Коган, Ольга Мищенко, Иван Хартахуров, Александр Холмский. В полном смысле слова интернациональный состав.

Ремарка в скобках: долгушинский процесс привлек пристальное внимание Федора Михайловича Достоевского, а его обстоятельства в преломленной форме отразились в его романе «Подросток».