Приговор оказался сравнительно мягок по суровым николаевским меркам — прогнать три раза сквозь строй в 500 шпицрутенов, однако для несчастного Сочинского и он стал смертным. Поскольку в целях назидания велено было произвести экзекуцию в присутствии всех студентов и профессоров академии, казнь случилась при множестве свидетелей. Современник вспоминал: «В последних числах октября 1838 года студентам велели явиться в аракчеевские казармы. От тех, которые по болезни не могли явиться, требовали удостоверения не только врача, но также местного квартального надзирателя и частного пристава. В присутствии студентов, поставленных во фронт, и некоторых начальствующих лиц Сочинский был насмерть забит шпицрутенами. Когда он упал, его положили на телегу и возили перед строем, продолжавшим наносить удары. Со многими из присутствующих делалось дурно».
В числе свидетелей этого эпизода был и знаменитый хирург Николай Иванович Пирогов.
Год 1842-й — новая история, героем которой стал лесничий Иван Рейнман.
Возмущенный несправедливостями по службе, он неоднократно обращался к начальству, но ответов не получал. Очередной визит к его начальнику князю Николаю Сергеевичу Гагарину, нанесенный 25 июля 1842 года, завершился трагически: «Видя, что и того числа не было решения, вышел из себя и, вынув из сюртука пистолет, выстрелил оным князю в затылок, и князь тут же упал мертвый».
Суд приговорил Рейнмана «в пример и страх другим шпицрутенами чрез тысячу человек шесть раз» с последующей ссылкой в Сибирь на каторжную работу. Для того чтобы здраво оценить приговор, достаточно понимать: даже шесть тысяч ударов шпицрутенами обрекали среднестатистического преступника на смерть. Хотя бывали и счастливые случаи: знаменитому преступнику Хлопуше шесть тысяч шпицрутенов не помешали совершить побег и присоединиться затем к Пугачеву…
Среди тех, кто наблюдал за экзекуцией на Рейнманом, был управляющий Третьим отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии Леонтий Васильевич Дубельт, и позже он записал в дневнике: «Я сам был свидетелем наказания убийцы покойного князя Гагарина, его били в течение двух часов, куски мяса его летели на воздух от ударов, и потом, превращенный в кусок отвратительного мяса, без наималейшего куска кожи, он жил еще четыре дня и едва на пятый скончался в величайших страданиях. Народ, присутствовавший при наказании, когда привели убийцу на Семеновскую площадь, кричал: «Вот злодей! Он должен быть строго наказан!» — впоследствии принял в нем же участие и с сожалением говорил: «Боже мой! Можно ли мучить так человека!»»
Последняя фраза, как мог заметить читатель, отчетливо перекликается с давними словами Михаила Михайловича Щербатова.
Годом позже в Петербурге случились сразу две громкие истории, отмеченные (в числе прочего) в дневнике пушкинского соученика по Лицею Модеста Корфа, запись от 22 сентября 1843 года: «В промежуток какой-нибудь недели случились с двумя офицерами Лейб-егерского полка два курьезно-трагические происшествия. Одного, Шлихтена, который несколько лет тому назад сделал богатое наследство тысяч в сто доходу, в одно прекрасное утро схватили у него в доме дворовые его люди, связали и под угрозою побоев (чему был уже и задаток) и других истязаний заставили дать себе отпускные и значительную сумму денег. Подобные происшествия бывают иногда в губерниях, но беда, если эта зараза проникнет в столицу.
Другой, ротный командир Горбунков, перед фрунтом дал пощечину фельдфебелю, который, не запинаясь, отвечал ему — двумя таковыми же. Этот случай напоминает бывший в 1841 г. с Ганом. Примечательно, что именно в этом же полку лет 20 назад один из ротных командиров, Батурин, был заколот перед фрунтом солдатом».
В обоих случаях провинившихся ждали шпицрутены. В частности, фельдфебеля Егерского полка Тищенко, отплатившего пощечиной полковому казначею капитану Горбунову (у Корфа фамилия и должность приведены с ошибкой), приговорили «лишив сего звания, наказать шпицрутенами через тысячу человек пять раз». Горбунову, для сравнения, приговор сулил лишь месяц ареста на гауптвахте.