Откуда у бедной шестнадцатилетней девушки взялся дорогой адвокат в записях сказано не было, но удивительно было то, что тот самый адвокат умудрился выбить для нее статус информатора при том, что Королева толком и не сказала кто выдавал ей товар для продажи.
Авагимян считал, что это была относительно новая группировка, хорошо организованная и финансируемая в достаточной мере, чтобы перехватить эксклюзивное право на продажу "Единорога" у первоисточника, то есть того чародей, который, собственно, и производил их, но за два с половиной года ни он, ни Королева, утверждавшая, что на прямую с ней никто не связывался и никого она в глаза не видела, не смогли и близко подойти к той группе.
Да, почти сразу после заключения той сделки смерти от "Единорога" пошли на спад и спрос на него начал падать, но Гера все же вынуждена была отдать должное покойной Королевой, так успешно водившей за нос опытного опера целых два с половиной года.
"Может, у нее что-то было на него? Или она спала с ним?" – задумалась Гера.
Включив компьютер майора, она устроилась в его расшатанном кресле и запустила поиск того самого Авагимяна, так неожиданно ушедшего на пенсию и исчезнувшего с радаров, когда его же расследование зашло в очевидный тупик, а не успел отдел нравов забыть про него и "Единорога", как спустя каких-то три месяца Королева, учившаяся в то время в одной группе с Климовой, возобновила продажи.
Теперь они обе были мертвы. Бывший адвокат Королевой, ныне предоставляющий услуги семье ее подруги и всячески ограждающий их от следователей, еще и взялся за защиту орлов ни с того, ни с сего наехавших на майора и лейтенанта.
Возможно, Авагимян и подтолкнул Сухомлина к возобновлению старого дела. Тогда вопрос: почему? Или же Сухомлин, имевший собственных информаторов, вынюхал что-то новое и, откопав дело Авагимяна, пустил его в оборот?
Погрузившись в поиск, Гера не обратила внимание на стук каблуков и звук открывающейся двери, пока женский голос, к слову, очень противный, не огорошил ее вопросом:
– Где Литвинов?
Гера оторвала взгляд от монитора и пробежалась по блондинке, стоявшей в требовательной позе. Она была красива, одета в норковый полушубок и ботфорты, в руках сумочка и ключи от машины, цветочный аромат модных духов заполнял пространство вокруг нее, но капризно изогнутый рот, раскрашенный красной помадой, портил все впечатление. Чародейке и ауру-то смотреть не надо было, чтобы понять, что перед ней была самая настоящая истеричка, да еще и с заметными следами пластики и крашеными волосами.
"О как! – подумала Гера. – А майор-то наш, оказывается, находиться в собственности, да еще и какой!". Ей почему-то казалось, что в его вкусе были рыжие, но нет – Литвинов, очевидно, предпочитал блондинок.
– Майор вышел, – ответила Гера и вернулась к поискам опера.
Блондинка помялась, открыто пялясь на чародейку.
– А вы кто такая? – нервным жестом поправляя волосы, спросила она.
– А вы кто такая? – вопросом на вопрос ответила чародейка, подняв ничего не выражающий взгляд на раздражавшую дамочку.
– Я… Я его девушка! – взвизгнула блондинка.
– Очень рада, – сухо заметила Гера.
– Да кто вы такая? – продолжила визжать девушка. Ногой бы еще притопнула, так вообще было бы круто. – Что вы тут делаете? Где Олег?
Гера прищурила один глаз, прикидывая про себя, что ей делать с истеричкой, но, к счастью последней, в кабинет вошел майор собственной персоной.
– Алиса?! Ты что тут делаешь? – Он перевел полный подозрений взгляд с блондинки на сидевшую за его столом чародейку.
– Олежа!
Девушка метнулась к нему, как отчаянная шлюха к первому попавшемуся клиенту и Гера поняла, что ей пора уходить.
5.2
Литвинов провел взглядом чародейку. Лицо ее как всегда ничего не выражало, но в глубине души он не на шутку испугался, увидев с ней Алису.
Дождавшись, когда шаги чародейки стихнут в коридоре, он тряхнул за плечи прижавшуюся к его груди девушку.
– Ты что тут делаешь? – повторил он.
– Олежа! Ну, Олежа! – Алиса сразу же почувствовала в нем слабину и, как паук начала обплетать паутиной. – Я надеялась, что мы сможем еще раз поговорить, – произнесла она, невинно хлопая густо накрашенными ресницами.
– Нам не о чем говорить, Алиса, – ответил Литвинов, убирая от себя ее руки, незаметно обвившиеся вокруг его торса. – Я тебе все сказал.
– Но я не все сказала! – с чувством сказала девушка. – Я много думала о том, что случилось, то есть… О том, что я сделала. Думала о нас. Помнишь, как нам было хорошо вместе? Я помню! Я так скучаю!
Литвинов прошел к столу, оставив ее за спиной. Внутри все рвало и саднило от ее слов. Скучает? Да, в этом была вся Алиса: она только и делала, что скучала. А когда она скучала, то искала игрушку, способную развеять скуку. Она была как собака, которая если хотела гулять, то с ней надо было гулять. Срочно. Без вариантов.