Город священного огня

Марк раздраженно вздохнул и пробежался рукой по волосам, из-за чего те вздыбились. У него были Блэкторновские глаза цвета терновника, но волосы у них с Хелен были светлыми, как у матери. Ходили слухи, что мать Марка была принцессой фей; у нее была интрижка с Эндрю Блэкторном, в результате чего появились двое детей, которых она бросила на ступеньках Института Лос-Анджелеса, прежде чем исчезнуть навсегда.

Отец Джулиана принял своих полукровных детей и вырастил их как Сумеречных охотников. Их кровь всегда доминировала, и хоть Совету это не нравилось, они смирятся с детьми нежити в Конклаве, если их кожа вынесет руны. Первые руны Марку и Хелен нанесли в десять лет, и их кожа выдержала, хоть Эмма видела, что руны приносили Марку больше боли, чем обычному охотнику. Она заметила, как он кривился, хоть и пытался скрыть это, когда стило прикасалось к руке. В последнее время она много чего нового о нем замечала – как привлекало его странноватое лицо с чертами фей, широту его плеч под футболкой. Девочка не знала, почему ей бросались в глаза эти вещи, и смущалась. Из-за этого ей хотелось рявкнуть на Марка или спрятаться, или оба варианта одновременно.

– Ты пялишься, – сказал Джулиан, глядя на Эмму через колени своей запятнанной краской тренировочной формы.

Она опомнилась.

– На что?

– На Марка… снова. – Он звучал недовольно.

– Заткнись! – прошипела Эмма и дернула за его стило. Мальчик дернул обратно, и завязалась драка. Она захохотала, увернувшись от Джулиана. Они так долго вместе тренировались, что она знала каждое его движение еще до того, как он его делал. Единственной проблемой было, что Эмма склонна поддаваться ему. Мысль, что кто-нибудь может сделать другу больно, вызывала у нее дикую ярость, и иногда это касалось даже нее самой.

– Это из-за пчел в твоей комнате? – потребовал ответа Марк, шагая к Тиберию. – Ты же знаешь, почему нам пришлось от них избавиться!

– Я предполагаю, ты сделал это, чтобы сорвать мои планы! – сказал Тай. Он был маленьким для своего возраста – десяти лет – но словарный запас у него был как у восьмидесятилетнего. Обычно Тай не врал, так как не понимал, какой в этом смысл. Ему было невдомек, почему некоторые его поступки раздражали или расстраивали людей, и, в зависимости от своего настроения, он находил их злость либо пугающей, либо необоснованной.

– Дело не в том, чтобы помешать тебе, Тай. Просто нельзя разводить пчел в своей комнате…

– Я изучал их! – объяснил мальчик, его бледное лицо загорелось. – Это было важно, и они были моими друзьями. Я знал, что делал.

– Прямо как в случае с гремучей змеей? – спросил Марк. – Иногда мы забираем у тебя вещи, потому что не хотим, чтобы с тобой что-то случилось; знаю, это трудно понять, Тай, но мы любим тебя.

Он посмотрел на Марка пустым взглядом. Мальчик знал, что значит «люблю тебя», и что это было хорошо, но не понимал, почему это могло служить объяснением всем поступкам.

Парень наклонился, оперившись в колени, оставаясь на уровне серых глаз Тая.

– Ладно, вот, что мы сделаем…

– Ха! – Эмме удалось перевернуть Джулиана на спину и отобрать его стило. Он засмеялся, ерзая под ней, пока она не прижала его руку к полу.

– Сдаюсь! – сказал он. – Сдаюсь!

Он смеялся, и девочку внезапно осенило, что лежать прямо на Джулсе было как-то странно, а еще у него, как и у Марка, были приятные черты лица. Круглая и мальчишеская форма была родная ее памяти, она почти могла представить, каким он будет, когда повзрослеет.

Дверной звонок Института эхом раздался по залу. Звук был глубоким, мелодичным и звонким, как церковные колокола. Снаружи, для простолюдин, Институт казался руинами древней испанской миссии. Хоть повсюду были напичканы знаки «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ» и «НЕ ЗАХОДИТЬ», иногда людям – обычно примитивным со слабым даром Зрения – все равно удавалось пробраться к главному входу.

Эмма скатилась с Джулиана и поправила одежду. Она перестала смеяться. Мальчик присел, опираясь на руки, в его глазах загорелось любопытство.

– Все нормально?

– Локоть ушибла, – соврала она, оглядываясь на других. Катерина учила Ливви правильно держать нож, Тай качал головой, глядя на Марка. «Тай». Это она так назвала Тиберия при его рождении, поскольку в свои восемнадцать месяцев не могла произнести полное имя, лишь «Тай-Тай». Периодически она задумывалась, помнит ли он об этом. Что было и не было важным для мальчика оставалось загадкой. Он был непредсказуем.

– Эмма? – Джулиан наклонился, и все вокруг будто взорвалось. Перед ними вспыхнул ярчайший свет, а мир за окном окрасился в белый, золотой и красный, как если бы Институт загорелся. В то же время пол закачался, как палуба корабля. Эмма скользнула вперед, и снизу раздался душераздирающий крик – ужасающий, неузнаваемый.

Ливви ахнула и побежала к Таю, обхватывая его руками, словно могла защитить его тело собственным. Девочка была одной из немногих, которым Тиберий разрешал себя трогать; он стоял с широко распахнутыми глазами, одной рукой хватаясь за рукав рубашки сестры. Марк мгновенно поднялся на ноги; Катерина побледнела на фоне своих темных волос.