Название ничего не говорило. Он поискал глазами, где это «наверху» и обнаружил лестницу на второй этаж. Осторожно встал и, стараясь не потерять равновесие, пошел туда. Поднявшись на пять-шесть ступеней, он понял, что таки переоценил свои силы и стал заваливаться, цепляясь за перила. Перед глазами закачалось и поплыло.
Его подхватили. С одной стороны Бабка, с другой Шило. И потянули наверх, понимая, что пока тот не увидит Марию — не успокоится.
В спальне, на белых простынях, укрытая одеялом в белоснежном пододеяльнике, лежала Маша. Рядом с кроватью стоял журнальный столик, на нём пара стопок книг. На этом постаменте покоилась Машина рука.
Увидев Пашку, Мария брызнула слезами.
— Дядя Паша…
Шило огорчённо шлёпнул себя по ляжкам.
— Ну что ты будешь делать! А? Ну вот — что говори ей, что не говори. Тебе же объяснили — никаких «дядь»! А ты снова-здорово!
Бабка подтащила к Машкиной кровати кресло.
— Садись. Лекарь-самоубийца.
Павел тяжело плюхнулся на дерматин.
— Маш. Ты как себя чувствуешь.
— Дя…. - она испуганно посмотрела на Шило, — Паша, я то нормально. А вы… Ты сам, как?
— Да вроде тоже ничего.
— Тётя Ба…
Шило кашлянул, — Хм, хм.
— Бабка сказала, что ты мне свою жизнь отдал.
Пашка удивлённо посмотрел на Бабку. Она пожала плечами.
— Ну, если так и есть. Ты поосторожней давай со своим даром. Учись дозировать.
— У меня дар врача? — Спросил Дугин.
И Бабка, и Шило усмехнулись.
— У тебя дар знахаря, горе луковое.
Шило горько вздохнул.
— Эх. Я так надеялся, что он к нам в команду…
— А вы что знахарей не принимаете?
Бабка тоже вдохнула.
— Да ты и сам не останешься. Знахари живут хорошо. Они сидят в защищённых городах. Им платят за лечение. Власти их не трогают. Благодать.
Маша посмотрела на Пашку жалостливо.
— Дя… То есть, Паша. Вы… Ты же меня не бросишь. У меня тут никого, кроме тебя.
— Мария, вот чего ты несёшь?! — Оскорбился Павел, — У меня ведь тоже никого. Да и вообще! Я что — тварь какая?!
— Ладно, свидание окончено. — Скомандовала Бабка. — Ты — спи дальше. А ты — вниз и тоже ложись, отдыхай.
Маша спросила — А поесть можно.
— Сейчас. Кашу доварю — все поедим. Потерпи немного. Пошли Паша, ещё глотнёшь живца.
После второго глотка Пашка совсем взбодрился и, полежав минутку, побрёл на кухню, где кашеварила Бабка.
На газовой плите стояла и булькала здоровенная кастрюля, литров на семь. Пашка заглянул.
— Каша с молоком?
— Ага. С сухим.
— А это что? Мясо что ли?
— Тушёнка! Белорусская! Высший сорт, — похвасталась та.
— Гречневая каша с молоком и с тушёнкой? Бабка, тебя кто учил готовить?
— Слушай ты, ревизор полудохлый, — оскорбилась Бабка, — ты ещё не пробовал, а уже критикуешь! Следующий раз я тебя заставлю готовить!
— Ухожу, ухожу, ухожу.
Он пошел в гостиную, где у окна сидели мужики и уже играли в нарды. Улёгся на диван. И только расслабился, как влетела Бабка.
— Тревога, мужики. Лампу погасите.
Мужики отработанно, в секунды залезли в броню, одели каски, кинулись к оружию, потом Шило задул лампу. Зашипел.
— Бабка, ты опять голышом воевать собралась?!
— От руберов броник не спасёт… Зато подвижность.
Пашка тоже взял карабин и ждал распоряжений.
— Откуда? — Спросил Короткий.
— Со стороны дороги, — ткнула пальцем Бабка.
— Кто?
— Пара руберов и мелочи штук шесть… Сейчас…
Она сосредоточилась.
— Да. Пара руберов, три топтуна, и прыгунов пять голов.
— А чего паниковать? — Спросил Пашка. — Мы же за стенами. Стены кирпичные. Чего паникуем?
— Для рубера такие стены не преграда.
Пашка понял, что дело нешуточное. Все напряглись до предела. У Шила желваки ходили ходуном.
Бабка поманила Пашку пальцем.
— Возьми снайперку Короткого. Если начнётся, то двух, самых здоровых, бей в глаз. Самое верное место. На мелочь крупный калибр не трать, их мы и из калашей положим. Главное руберов успокоить.
Видно было, что Бабка боится. Когда их догнали Муры, она была абсолютно спокойной. А тут… Даже побледнела слегка.
Короткий протянул Пашке снайперку, а сам вооружился акээмом.
Сидели в темноте и тишине минут десять.
Наконец Бабка выдохнула.
— Уф. Уходят… Уходят в сторону Черновки. Жрать пошли, твари небожии. Ещё немного подождём и тоже будем ужинать.
И тут же взвилась.
— А, мать твою! Каша!
Рванулась на кухню.
Оттуда понеслись маты и проклятия. Мужики двинулись на кухню.
— Ну что?
— Пригорела, — огорченная Бабка выключила газплиту.
Шило приподнял крышку, понюхал.
— Да чё ты паникуешь? Нормальная каша.
— Точно — нормальная?
— Да ладно тебе. Накладывай давай.
Пашка предложил.
— Давайте наверху у Марии поедим. А то ей скучно будет.
— Все согласились.
Пашка достал из рюкзака свой армейский котелок. Мужики посмотрели на него и тоже полезли в рюкзаки. И только Маше положили кашу на фарфоровую тарелку.
Бабка поставила на газ чайник литра на три, и, прихватив кастрюлю с варевом, поднялась следом за мужиками.
Машка проснулась и попыталась сесть, но охнула, сморщилась.
— Лежи, Машенька, лежи, — захлопотал Павел. Подсунул ей под голову ещё одну подушку, подсел с тарелкой и ложкой на край кровати. Нагрёб каши с краю, чтобы не горячо, ещё и подул и поднёс к Машкиным губам.
— Давай золотце.
Она застеснялась.
— Может я сама.