На секунду у меня в голове все потемнело, а когда снова очнулся, я ощутил такую резкую боль в животе, что уронил телефон.
Эддисон вскинул голову и посмотрел на меня.
— Что случилось? — спросил он.
И в это мгновение я увидел длинный черный язык, прижавшийся снаружи к стеклу будки. К нему тут же присоединился второй, а затем и третий омерзительный отросток.
Пуст
Пес ее не видел, но без труда истолковал выражение моего лица.
— Это одна из них?
— Да, — одними губами произнес я, и Эддисон забился в угол.
— Джейкоб? — доносился из трубки голос отца. — Джейкоб, ты меня слышишь?
Языки начали оборачиваться вокруг будки, беря нас в кольцо. Я не знал, что делать, но понимал, что должен сделать хоть
И оказался лицом к лицу с пуст
— Просыпайся! — залаял пес прямо в лицо Эмме. — Ты нам нужна, дорогуша! Зажги свой огонь!
Но Эмма не могла ни говорить, ни стоять, и на станции подземки уже не осталось никого, кроме нас да еще двух женщин в плащах, которые пятились от будки, зажав носы, чтобы защититься от ужасающего смрада, источаемого пуст
И тут будка, вся будка, со всеми нами внутри, качнулась в одну сторону, а затем в другую, и я услышал, как болты, крепившие ее к полу, застонали и лопнули. Существо медленно приподняло будку над полом — на шесть дюймов, потом на фут, потом на два — только для того, чтобы снова резко ударить ею о каменные плиты. Окна будки разбились, и на нас посыпались осколки.
Теперь уже ничто не разделяло нас с пуст
Именно в этот момент я понял, что уже умер. И поскольку я все равно был мертв и уже ничего не мог с этим поделать, я перестал сопротивляться. Я расслабил все мышцы и закрыл глаза, отдавшись на милость боли, подобной бешеному фейерверку у меня в животе.
И тут произошло странное. Боль перестала причинять мне страдания. Она изменилась, превратившись в нечто иное. Я вошел в нее, и она окутала меня со всех сторон, и под ее бурлящей поверхностью я обнаружил нечто тихое и ласковое.
Шепот.
Я снова открыл глаза. Пуст
Хватка на моем горле ослабла. Я сделал свой первый вдох за несколько минут. И тут шепот, который я обнаружил внутри себя, поднялся из моего живота, прошел сквозь горло и вырвался изо рта, образовав слова, не напоминающие ни один из известных мне языков. Однако значение этих слов я знал.
Пуст
А потом она села.
Эмма и Эддисон смотрели на меня с пола будки, пытаясь понять причину внезапной тишины.
— Что только что случилось? — спросил пес.
— Бояться нечего, — ответил я.
— Она ушла?
— Нет, но она больше не причинит нам вреда.
Он не стал спрашивать, откуда мне это известно. Он просто кивнул, удовлетворенный уверенностью, прозвучавшей в моем голосе.
Я открыл дверь будки и помог Эмме подняться на ноги.
— Ты можешь идти? — спросил я.
Она обняла меня за талию, прислонившись ко мне всем телом, и мы вместе сделали первый шаг.
— Я тебя не оставлю, — сообщил ей я. — Нравится тебе это или нет.
Прижавшись губами к моему уху, она прошептала:
— Я люблю тебя, Джейкоб.
— Я тоже тебя люблю, — прошептал я в ответ.
Я наклонился и поднял телефон.
— Папа?
— Что это был за шум? С кем ты?
— Я здесь, и я в порядке.
— Нет, не в порядке. Жди нас там, никуда не уходи.
— Папа, я должен идти. Прости меня.
— Подожди. Не вешай трубку, — попросил он. — Джейк, ты не в себе.
— Нет. Я такой, как дедушка. У меня есть то, что было у него.
Длинная пауза. Затем:
— Прошу тебя, вернись домой.
Я глубоко вздохнул. Мне слишком многое нужно было ему сказать, но совершенно не было на это времени. Я понял, что придется ограничиться несколькими предложениями.
— Я надеюсь, что когда-нибудь смогу вернуться домой. Но сначала мне предстоит многое сделать. Я просто хочу, чтобы ты знал: я люблю вас с мамой и не допущу, чтобы то, с чем мне приходится иметь дело, причинило вам вред.
— Мы тоже тебя любим, Джейкоб. И нам все равно, на наркотиках ты или это что-то другое. Мы сразу же за тобой приедем. Как я и думал, ты не в себе.
— Нет, папа. Я странный.
Я нажал на клавишу окончания разговора и обратился к пуст