Результаты вскрытия, которые ему еще вчера передал на удивление доброжелательный Ракитин, подтвердили то, в чем сам Лунин был уже абсолютно уверен. Дело надо было забирать из района и объединять с шестью уже имевшимися у него на руках. Теперь их будет семь. Интересно, сколько их станет к тому времени, когда руководство поймет, что он, Лунин, не в силах что-либо сделать? Восемь? Девять? Или вопрос с его переводом решится гораздо быстрее? Кроме результатов вскрытия, к которым Лунин сам отношения не имел, больше следствие ничем не располагало. Новая жертва, как и все предыдущие, была замужем, но детей не имела. Алиби мужа было установлено практически моментально, и сомневаться в нем, к глубокому сожалению Лунина, не имело смысла. Никаких свидетелей последних минут жизни убитой установить не удалось. Как всегда, вечером она попрощалась с коллегами, вышла из здания многофункционального центра, в котором работала уже несколько лет, и направилась к автобусной остановке, до которой ей надо было пройти около двухсот метров. Не так уж и много. Однако этого вполне хватило для того, чтобы женщина бесследно исчезла со своего привычного маршрута, и была найдена уже мертвой.
Лунин допил чай и взглянул в зеркало. Для насквозь простуженного он выглядел не так уж и плохо, разве что был чуть бледнее обычного. Но полковник Хованский, как, впрочем, и большинство полковников, мало интересовался оттенком кожи своих подчиненных, особенно если эти подчиненные были мужчинами.
В приемной Хованского, кроме Светочки, что-то увлеченно разглядывающей на мониторе, никого не было. Увидев Лунина, Светочка подарила ему очаровательную улыбку и тут же с вечно поражающей Лунина скоростью состроила печально-озабоченное выражение лица и сочувственно спросила:
— Ну что, это он? Все тот же?
Лунин грустно несколько раз кивнул. Амплитуда кивков с каждым разом становилась все меньше, последний раз голова вообще чуть дернулась, словно силы полностью покинули разочарованного в себе майора.
— И кольцо нашли? В желудке?
— Ну да, все, как обычно.
Илья присел на один из стоящих в приемной стульев, дожидаясь возможности попасть в кабинет Хованского. Непонятная привычка преступника, заставлявшего своих жертв перед смертью проглатывать обручальное кольцо, и позволила объединить в одно дело несколько непонятных и совершенных разными способами преступлений. Однако до этого, какими бы жестокими ни были совершенные убийства, головы жертв, как и остальные части их тел, всегда оставались на месте, исчезали лишь серьги. Лунин привычно вздохнул. В отличие от него преступник движется вперед.
Дверь кабинета Хованского распахнулась, и в приемную вышел мрачный майор Дубравин, занимающийся раскрытиями экономических преступлений. Впрочем, его угрюмость вовсе не обязательно была следствием общения с руководством. Лицо майора было мрачным почти всегда, и только в обеденный перерыв, выпив обязательный второй стакан компота, Дубравин позволял себе легкое подобие улыбки, которое, впрочем, быстро исчезало где-то между худыми, выпирающими скулами и мощным, тяжелым подбородком.
Светочка ненадолго скрылась в кабинете шефа, а затем, появившись вновь, широко распахнула дверь перед Луниным. Перед тем как зайти в кабинет полковника, Илья на мгновение замер, но, увидев ободряющую улыбку Светочки, решительно шагнул вперед.
Суровый взгляд Хованского заставил Лунина мгновенно забыть и о Светочкиной улыбке, и о ее блузке, расстегнутой на одну пуговицу больше, чем это стоило делать секретарю руководителя областного управления следственного комитета.
— Ну что, — проскрипел Хованский, — тебя можно поздравить? Вляпался в очередное дерьмо?
— Как-то так, — не стал спорить Лунин.
— Как-то так, — передразнил его полковник, — да вот уже не так, я смотрю, уже хлеще, чем было, дерьмо-то новое.
— Если верить тому, чему нас учили в академии, — Лунин чувствовал себя глупо, излагая азбучные истины шефу, — раз он начал менять манеру, значит, хочет привлечь к себе внимание. Есть надежда, что в конце концов он оставит, может быть, даже намеренно, следы, которые приведут нас к нему.
— Вот как? — изумился Хованский. — Вас этому в академии учили? Обалдеть можно!
— Психология — это ведь все же наука, — неуверенно пробормотал Лунин.
— Да? — еще больше изумился Хованский. — Обалдеть можно! Я уже балдею. Я балдею, Илюша, как ты с такими умными мыслями до майора дослужился. Как? — выкрикнул полковник, вскакивая со своего кресла. — Ты что несешь? Что значит — «в конце концов»? В чьем конце? В твоем или моем? Или нашем вместе, когда нас с тобой обоих с работы попрут за профнепригодность?
Раскрасневшийся Хованский налил себе из пузатого графина полный стакан воды и залпом осушил его, затем, ослабив на шее галстук, вплотную приблизился к Лунину и, наклонившись к нему, неожиданно доброжелательно произнес: