Город отражений (СИ)

Пока ехали, таксист включил имевшийся в салоне радиоприемник. То ли чтобы я не скучал, то ли дабы не скучать самому. А может, он просто не привык ездить без привычного шумового фона. Так или иначе, чувства благодарности я от данного его действия отнюдь не испытал.

По радио передавали музыкальную программу — наверное, более легкого способа заполнить эфирное время не знали и в этом мире. Голос здешней поп-звезды был в общем-то обычным. Характерным для данного музыкального направления. Тонкий, слегка капризный, с едва заметной хрипотцой, но в целом терпимый для ушей. Песня тоже была, что называется, на уровне. Кое-как зарифмованные слова, не всегда складывающиеся в связные предложения. Вздохи-всхлипы. Но имелась в песне своя изюминка… хотя изюминка ли? Изюм-то все-таки вкусный.

Насколько я уловил содержание местного шлягера, лирическую героиню страшно мучил тот факт, что возлюбленный не спешит сводить ее в ресторан. Причем не абы в какой, а в «Черную Королеву», где якобы подают самые лучшие мясные блюда. А когда в припеве промелькнул даже адрес данного заведения, я не сдержался и фыркнул.

Водитель покосился на меня со смесью сочувствия и удивления.

— Экспансу ни разу не слышал? — осведомился он, не отвлекаясь от дороги.

— Кого… Экспансу? — повторил-переспросил я, пробуя этот сценический псевдоним на вкус, — честно говоря, нет.

То есть, честнее некуда.

— Странно, — флегматично молвил таксист, — звезда же вроде… первой величины. Из-за Стены самой. И вездесущая… зараза, как Оз Великий и Ужасный.

— Даже так?! — удивился я.

— Какую радиостанцию ни возьми, — услышал я в ответ, — хиты на любой вкус… вроде как. Хотя и похожие все, как цыплята инкубаторные.

— Неужели? И… шансон тоже? — зачем-то и со странной робостью поинтересовался я.

— Ну а то, — не преминул подтвердить таксист, — в одной из песен она оплакивает хахаля, который вместе с корешами задумал обчистить банк. Но всех повязали, потому что банк был оборудован лучшей в мире охранной системой «Минотавр». Как там… «эх, «Минотавр», сгубил ты пацанов…»

Тем временем песня кончилась, сменившись выпуском новостей.

«Сегодня на Центральной площади, — донеслось из радиоприемника, — состоялся митинг жителей микрорайона Грушевый, посвященный годовщине теракта, устроенного в данном микрорайоне, населенном в основном пользователями устройств, произведенных корпорацией «Pear». Участники митинга обвиняют в теракте, который, напомним, унес жизни двадцати трех горожан, одного из приверженцев операционной системы «Киборг» и требуют честного расследования…»

— О! Тут уже неинтересно, — ворчливо и с апломбом заявил таксист, движением руки переключая громкость приемника до минимума, — брехня. У меня ведь у самого телефон с «Киборгом». И вот что я тебе скажу. Скорее уж эти… грушевые могут чего-то взорвать. Они там все… фанатик на фанатике.

* * *

Работа учителя, конечно, бывает порою нервной. И она почти всегда неблагодарная — в том числе в части оплаты. И все же Андрей Ливнев научился видеть в ней и свои плюсы. Например, возможность уйти домой даже в те часы, пока представители иных профессий еще пыхтят, истекая трудовым потом. Или не пыхтят, зато просиживают штаны перед компьютерами, с тоской отсчитывая минуты до окончания рабочего дня.

По крайней мере в той школе, где Ливнев работал, такие ранние уходы дозволялись. В тех случаях, разумеется, если уроков в тот день у учителя больше не было даже с учетом согласия кого-нибудь подменить.

Представилась такая чудесная возможность Андрею и на сей раз — собственно, после урока «демографии». Сидеть в учительской и дальше, убивая время и покрываясь пылью, не видел смысла ни сам учитель-калека, ни, что ценно, школьное руководство. И потому, уважив давешнюю просьбу коллеги-дамы и вернувшись с урока, Ливнев не спеша собрался, да и с вошедшей уже в привычку медлительной робостью покинул школу.

В школьном дворе, невдалеке от большого крыльца парадного входа, проводилось какое-то мероприятие. Что-то, вроде связанное с физической подготовкой… по замыслу устроителей. На деле же за версту отдававшее показухой.

Ученики разных возрастов, от мелких первоклашек до верзил из выпускных классов, стояли, вперемешку выстроенные в три шеренги и взявшись за руки. И через секунду-две один за другим подскакивали — не ахти как синхронно и каждый на доступную именно ему высоту. Из-за чего со стороны шеренги напоминали этакие живые волны.

А откуда-то сверху, подбадривая участников этого сборища, доносился бодрый голос из громкоговорителя: «Устал сидеть — давай скакать! Скакать полезно для здоровья! В здоровом теле — здоровый дух! Пусть больные лежат! Пусть лентяи сидят! Скачи с нами, скачи как мы, скачи лучше нас! Устал сидеть — давай скакать!..»

То было делом вкуса, конечно. Но лично для Андрея Ливнева, который и шагал-то еле-еле, и призывы громкоговорителя, и все действо, под них совершаемое, выглядело как тонкое издевательство. Хотя нет, не тонкое — просто как издевательство.