Город отражений (СИ)

Будь человек в узорчатой тюбетейке на самом деле обычным человеком, медсестра поинтересовалась бы именем и фамилией нужного пациента. Да и о личных данных самого посетителя наверняка могла осведомиться. А еще вероятнее получил бы этот посетитель от ворот поворот. Ибо навещать пациентов дозволялось лишь в определенные часы. А уж никак не поздним вечером, когда на улице почти стемнело.

Однако тетка за стойкой безропотно проглотила и до неприличия неконкретный вопрос, и его анонимность, и явную претензию на нарушение режима. Когда же Надзиратель, вдобавок, щелкнув пальцами, материализовал перед нею маленький черно-белый снимок человека, похожего на Аль-Хашима, еще и память свою зрительную напрягла. Да с неестественной, прямо-таки неподобающей профессии услужливостью полезла в базу данных. Как будто не эта же медсестра меньше часа назад отбрила супружескую пару, явившуюся навестить дочь.

— Ленур Михбаев, — наконец сообщила тетка за стойкой, оторвав взгляд от экрана рабочего терминала, — триста вторая палата… третий этаж. Предварительный диагноз — третья, высшая, степень… то есть, полное замещение исходной личности.

— Благодарю, — бросил на ходу Надзиратель и направился к лифту. Последнюю фразу добровольно-принудительной помощницы в зеленой форме медсестры он уже не слушал.

Триста вторую палату Аль-Хашим делил с двумя товарищами по несчастью: субтильным юнцом и здоровяком с гривой рыжих волос да рыкающим голосом.

Юнец, очевидно, пребывал в шоке. Часами он мог стоять на коленях в углу, шепотом молясь и, похоже, принимая палату то ли за один из кругов ада, то ли за какой-то перевалочный пункт. Где и праведников, и грешников ждет последнее испытание, и оно решит, чего более достоин тот или иной человек — райских кущей или вечных мук.

Не лучшим образом чувствовал себя и сам алхимик, потеряв сознание в подземной лаборатории, а очнувшись в чужом доме, в окружении незнакомых людей. Да, вдобавок, в странном городе, напоминающем города в том мире, где он не так давно работал на Алика Бурого.

Несколько часов прошли для Аль-Хашима в каком-то тумане. Новоявленные не то соседи, не то домочадцы были то ли напуганы им, то ли недовольны, а может, неприятно удивлены. Кто-то кричал, кто-то плакал. В чем же был виноват старик-алхимик, кроме растерянности, в незнакомом месте совершенно естественной, не понимал и он сам.

А в итоге на порог пожаловали два бугая в белых халатах. Бесцеремонно сцапав Аль-Хашима, они вначале воткнули в него что-то, небольшое по размерам, но ощутимое. Вроде ядовитого дротика из тех, коими стреляют по чужакам дикие воины из джунглей. Эффект, кстати, вышел похожий. Алхимика, правда, не убило и не парализовало. Зато он расслабился до почти полной беспомощности. В таком-то состоянии его доставили вначале до самоходного экипажа — белого с синим рисунком, схематичным изображением глаза. И уже в экипаже привезли в это, далекое от приятного, место.

Лишь к вечеру Аль-Хашим более-менее пришел в себя. И смог получше изучить свое узилище, обнаружив его нехарактерно чистым, почти стерильным. Плюс то был, впрочем, единственный. Заточение оставалось заточением, несовместимым с понятием «свобода». Отпускать алхимика никто не собирался, передвигаться можно было только в пределах этой небольшой комнатки. Добро, хоть голодом морить его не намеревались — соизволили накормить.

Поначалу алхимик надеялся на побег с помощью магической фигуры. Однако не обнаружив под рукой писчих инструментов, вынужден был смириться. Принять как данность, что во-первых, он угодил в плен, а во-вторых, похоже, задержится здесь надолго. Единственной отдушиной оставалось общение с соседями по узилищу. Точнее с соседом: если молящийся юнец почти не обращал на окружающих внимания, то рыжий здоровяк оказался вполне словоохотлив. И добродушен, что ценно. Невзирая на звероподобный вид.

Аль-Хашим рассказывал рыжему соседу о зельях и чудесах, творимых с их помощью, о путешествиях по далеким странам и другим мирам. Здоровяк, которого, кстати, звали Хьорн, в ответ поделился своей историей. Прежде он был варваром и жил в краю суровом и холодном — в Кальдмунде, как понял сам алхимик.

Хьорн был могучим воителем. С простодушной откровенностью, доступной лишь детям и дикарям, он поведал товарищу по несчастью, сколько черепов сокрушил его боевой топор и над сколькими женщинами от души надругался он сам. Сколько скота угнал и сколько добра отнял у презренных слабаков, недостойных зваться мужчинами. И какие обильные жертвы приносил покровительствующим ему богам.