Город несколько лет спустя

Наконец они приехали домой. Мэри всегда была сильнее духом, нежели телом. Сейчас она совсем исхудала и ослабла, и дрожала даже под шерстяным одеялом перед ярко горящим камином. Ночью кашель раздирал ее тело. Дочь выбивалась из сил, убирая бедлам, созданный солдатами, готовя отвары и бульоны, разжигая камин в безрезультатных попытках согреть Мэри. Ничего не помогало, больная ела совсем мало, и лихорадка не покидала ее. Даже во сне призраки не отставляли ее в покое, она металась и стонала, а испуганная девушка пыталась успокоить ее:

– Спи, мама, здесь нет никого. Завтра тебе станет лучше.

– Мне страшно! – услышала она однажды ночью. – Мне всегда так страшно!

Приблизившись к кровати, девушка увидела, что глаза матери широко открыты, она смотрит в пустоту и повторяет:

– Им так легко убить тебя. Стоит нажать на кнопку, и мы все умрем. Мир взлетит на воздух… Мир взлетит на воздух. Мы умрем в огне.

– Это лихорадка, мама, тебе жарко. Здесь нет огня, посмотри, камин потух. – Девушка заливала тлеющие угли, протирала лоб матери влажной губкой. – У тебя жар.

– Жар…. Жар убивает всех, всех. Я должна помочь! Я должна! – Она отталкивала руки дочери, пытаясь встать. – Это моя вина, что они все умирают, но я же не знала! Я не хотела мира такой ценой!

Девушка нежно удерживала больную, умоляя ее:

– Пожалуйста, ложись, тебе необходим отдых! Больше всего ее пугали разговоры матери о смерти.

Свет керосиновой лампы становился бледнее, в комнату входили тени. Угли в камине потрескивали, заставляя ее вздрагивать.

– Это моя вина! Моя!

Мать продолжала метаться по постели.

– Ш-ш-ш-ш-ш… Засыпай, – мягко уговаривала ее дочь.

– Но мы просто хотели мира! – Внезапно голос Мэри окреп. – Люди устали от войны. Я не знала, что придется платить за мир такую цену!

Она продолжала бормотать что-то, но дочь уже не могла разобрать слов. Девушка вновь обтерла ее влажной губкой, чтобы сбить температуру, положила на лоб холодное полотенце. Женщина затихла. Дочь, измотанная бессонными ночами, сидела у ее изголовья, периодически смачивая полотенце. Она была в полудреме.

Керосиновая лампа вспыхнула и потухла. Девушка понимала, что надо вновь зажечь ее, но не могла заставить себя пошевелиться. Тлеющие угли в камине освещали комнату зыбким красноватым светом. Их свечение завораживало, притягивало взгляд. В сумрачном состоянии, между сном и явью, девушке казалось, что на нее смотрят чьи-то глаза-звезды.

– Прости, что так и не дала тебе имени. – Она вздрогнула, услышав ровный мамин голос. – Ангел назовет тебя.

Девушка заморгала, стряхивая последние остатки дремы. Глаза матери были широко открыты, в них отражались горящие угольки. Дочь взяла ее за руку.

– Я возвращаюсь в Сан-Франциско, у меня там остались незавершенные дела.

– Когда ты поправишься, мы поедем вместе. Я найду лошадей для нас, и мы…

Мэри покачала головой.

– Нет, мне уже пора. Ты последуешь за мной, когда сможешь.

Она смотрела сквозь дочь куда-то вдаль.

– Я знаю, будет новая война. Ты должна предупредить жителей Сан-Франциско об угрозе, о том, что «четырежды генерал» приближается.

Теперь ее лихорадочно блестящие глаза проникали в самое сердце девушки. Сжимая ее руку, мать твердила:

– Обещай, что ты пойдешь в Сан-Франциско и поможешь им… Обещай!

– Я обещаю, мама. Но ты пойдешь со мной, вот толь-, ко поправишься, и мы…

В этот момент дом наполнился золотым светом, как будто огромный солнечный зайчик заглянул в пыльное окно. Девушка поднесла руку к лицу и, щурясь, увидела, что мать скидывает с себя одеяло, встает с кровати и идет на звук, похожий на хлопанье огромных крыльев. Дочь однажды слышала такой, только во много раз тише, спугнув на болоте цаплю. Сияние стало невыносимо ярким, и она зажмурилась.

Открыв глаза, девушка оглянулась. Сквозь мутные стекла пробивался бледный свет пасмурного утра. На кровати лежала мертвая женщина, закутанная в одеяло. Черты заострившегося лица чем-то напоминали ее мать, и она внимательно изучала его. Да, сходство есть, но это не Мэри, не ее глаза, не ее губы. Мэри ушла в Сан-Франциско за Ангелом, дочь точно это знала. На минуту ей показалось, что на подушке сверкнуло золотое перо, оброненное небесным созданием, но стоило протянуть руку, и оно растворилось, оказавшись всего лишь одиноким лучом солнца.

Девушка еще долго сидела рядом с худеньким телом незнакомки и ждала, ждала, сама не зная чего. Она дрожала от холода, но не разжигала огня в камине, ей казалось, что холод стал хозяином этого дома.

Через несколько часов, стряхнув с себя оцепенение, она поняла, что надо действовать. Выбрав одно из самых красивых платьев матери, девушка надела его на незнакомку, зная, что Мэри поступила бы так же. Непокорные темные волосы покойной она расчесала и перевязала красивой голубой лентой. Девушка похоронила женщину под развесистым деревом в саду, завернув тело в шерстяное одеяло, чтобы защитить от холодной сырой земли.