Город-крепость

Карпы кои плавают до самого края своего маленького мирка и обратно – белое пламя и жидкий янтарь, сверкающая чешуя. Их движения плавны и текучи, подобны изысканному гипнозу. Меня они успокаивают.

Когда Хиро уставал от бесконечного чтения энциклопедий, он приходил сюда и бросал в воду монетки. Они проносились по поверхности, как серебряные, золотые и медные кометы, и исчезали в спутанной зелени водорослей. Он ни разу не ударил рыбу.

Хиро. Я вздыхаю и опускаю пальцы в пруд. Во время признания Цзину – Цзин Линь – я впервые за долгое время произнёс его имя. И вслух, и даже мысленно. Как же долго я пытался стереть всё из памяти, забыть. Запереть в мире кошмаров. Порвать все связи со всем и всеми.

Призрак брата в этом доме повсюду. Шепчет бесконечные «если бы» мне прямо на ухо. Если бы только я его послушал. Если бы только был лучшим братом. Если бы…

Семьсот тридцать восемь дней я провёл в Хак Наме, всеми силами стараясь вырваться оттуда и вернуться домой. Но не дом мне сейчас нужен. Поговорив с Цзином – Цзин Линь – и рассказав ей свою печальную историю, я только сильнее в этом убедился. Пышный особняк в Тай Пин не поможет мне. Как не помогут и попытки всё забыть. Это не дарует мне прощение, не заглушит голоса призраков…

Я глубже опускаю руку, вода теперь достаёт до запястья. Кои кидаются врассыпную, чешуйки мерцают, как факелы в ночи. Интересно, лежат ли ещё монеты Хиро на дне, прячась под многолетними водорослями и рыбьим дерьмом?

Но вода в пруду слишком холодная. Я вытаскиваю руку и вытираю о рубашку. Да, останутся пятна, и я бы переживал, если бы не понимал, что отец всё равно никогда больше её не наденет.

После нашего разговора, Цзин Линь уснула, лекарства в теле пересилили, вынуждая отдохнуть. Атлас звёздного неба пристроился у неё под боком, занимая пустующее место кота. А я никогда не чувствовал себя бодрей. В голове крутятся, роятся возможности. Мысли о Цзин Линь и её сестре. О девушке в окне и гроссбухе. О новом годе и шести днях, оставшихся до него.

Девушка… я часто думаю о ней последнее время. Как загорелись её глаза, когда я показал ракушку. Как её ладонь прижималась к решётке, зеркально отражая мою. Как, заглядывая в окно, я не вижу в отражении свои сломанные кусочки, я вижу её, снова собирающую их вместе. Её слова заставляют меня улыбаться, вытягивая эту улыбку из ниоткуда, словно кролика из волшебной шляпы.

Я давным-давно так не улыбался.

Я никогда не чувствовал себя более живым.

Шарканье ног по полу заставляет меня поднять голову. У дальнего конца пруда стоит Эмио, пальцы её так белы, что напоминают голые кости.

– Господин Дэй, к вам гость.

Слова её как винты, они вкручиваются в меня пока не доходят до упора. О том, кто этот гость, не возникает даже вопроса. Я даже здесь чувствую дым.

– Спасибо, Эмио.

Когда я вхожу, связной стоит в передней. Делает вид, что очень увлечён рассматриванием воробьёв и вишнёвых бутонов на гобелене. Тлеющий кончик его сигареты мерцает в опасной близости от ткани.

– Здесь нельзя курить, – говорю я.

Цэнг выпрямляется, бросая взгляд в мою сторону. Он вытаскивает сигарету изо рта и оставляет её тлеть между пальцев.

– А тебе нельзя покидать Хак Нам. Но почему-то мы здесь.

– Как вы узнали? – Я выгибаю бровь, стараясь не показывать страх, клубком сворачивающийся в животе.

– Ты пропустил встречу. А несколько дней назад полиция получила очень любопытный звонок от одного таксиста, который уверял, что отвёз в Тай Пин двух окровавленных мальчишек. Сложить два плюс два было несложно.

Я пропустил встречу… Неужели мы, правда, здесь уже так долго? В этом доме время словно останавливается. Дни, месяца, года. Не меняется ничего, кроме наших лиц. Что ещё я пропустил?

– Я могу арестовать тебя, – продолжает связной, – если захочу.

– Я должен что-то сделать, – отвечаю я. – Мой посыльный умирал.

– И ты сделал. Несмотря на то, что я сказал тебе от него избавиться – рычит он. – И теперь просиживаешь тут задницу. Теряешь драгоценное время. Плюёшь в потолок от скуки.

Сжимаю челюсти. Не могу смотреть связному в глаза, не могу видеть большую родинку, выступающую на краю подбородка. Вместо этого я опускаю взгляд вниз, на сигарету в его пальцах и на пепел, грозящий упасть на пол.

– Я долго терпел. Но время выходит – Связной дёргаёт рукой, слишком резкое движение, чтобы быть случайным. Горячие хлопья белого пепла осыпают паркет. Со стороны они похожи на снег. – Ты сегодня же должен вернуться в Хак Нам.

Я сердит, а потому спорю с ним:

– Или что?

Цэнг лезет в карман куртки. Сначала я решаю, что он собирается достать очередную сигарету (нынешняя уже догорает), но связной вытаскивает листок бумаги. Он демонстрирует его, подняв повыше: моё имя, мои преступления – и амнистия. На документе стоит печать, он подписан одним из самых влиятельных судей Сенг Нгои.

Свежие чернила, свобода на тонкой бумаге. Так близко, что руку протяни – и вот она.