Город и столп

В Нью-Йорк стекались гомосексуалисты со всей страны. Здесь, среди многомиллионной и безразличной толпы, они могли оставаться неприметными для недруга и вместе с тем узнавать друг друга. И все же на одного гомосексуала, открыто жившего с другими мужчинами, приходилось десять таких, которые женились, обзаводились детьми и жили тихой семейной жизнью, лишь изредка заглядывая в бары или турецкие бани, в особенности в пять часов, между работой и домом, когда эта потребность в разрядке особенно остра. Этот тип, мужественный, всегда на взводе, привлекал Джима, презиравшего другую разновидность — гомиков из компании Шоу. Он многому научился у этих не знавших страха гомосексуалов. Подобно джазовым музыкантам и наркоманам, они объяснялись между собой на тайном языке. Что же касается тех мужественных молодых людей, которые предлагали себя в качестве девушек, но в то же время заявляли о своей гетеросексульности, то их называли профи, потому что обычно им нужны были деньги. К профи относились с большим подозрением. И вообще в среде гомосексуалистов бытовала расхожая фраза: сегодня — профи, завтра — конкурент. Большинство друзей Шоу считали Джима профи, причем профи недоступным.

В течение зимы Джим много общался в мире Ролсона. Хотя королевы и вызывали у него неприязнь, другого общества у него не было. Тайные встречи с молодыми женатыми мужчинами как правило ничем не заканчивались. Некоторое время ему казалось, что если он будет почаще встречаться с королевами, то привыкнет к их обществу и будет счастлив в нем. Но это оказалось невозможным. А потому, когда Шоу ушел в море, Джим покинул мир геев и стал заглядывать в бары, куда приходили молодые люди вроде него самого.

Однажды днем, повинуясь какому-то безотчетному порыву, Джим позвонил в отель Марии Верлен и, к своему удивлению, услышал ее голос. Она пригласила его к себе.

Мария встретила его в дверях, обняла:

— Ты прекрасно выглядишь!

Она повела его в гостиную. Ее глаза светились, она была оживленной, часто смеялась. Потом Джим заметил, что, когда она закуривала сигарету, ее руки дрожали и ей вообще было не по себе. Он задавал себе вопрос: почему? Но ответа не находил.

— Где я был? Дай-ка подумать. Всюду. Нигде. Летом в Мэне, потом на Ямайке. Но Нью-Йорк — это лагерь, куда я возвращаюсь после похода. Ну, а ты, кажется, не очень счастлива, а? — Джим говорил без экивоков.

— Ну и вопрос! — она засмеялась, стараясь не встречаться с ним глазами. — Кто знает, что такое быть счастливой? Если отсутствие боли — это счастье, то да, я была счастлива. Я больше не чувствую боли, ничего не чувствую.

Она словно бы насмехалась над собой.

— Значит, ты еще не нашла того, что искала?

— Нет, не нашла. Я только делаю вид, что живу. Так, день за днем, — внезапно она помрачнела.

— И ты его найдешь?

— Не знаю. Может, и нет. Я уже не девочка. Не буду же я жить вечно. Я просто перебиваюсь со дня на день и жду. Вряд ли есть мужчина, которому нужно все или ничего.

— Не думаю, что мужчины способны на такое глубокое чувство. Поэтому многие из них и предпочитают не женщин, а таких же, как они сами.

Джим тут же пожалел, что сказал это, хотя и был убежден, что это правда.

Мария засмеялась:

— Ты почти не оставляешь нам надежды, а? Каждый должен оставаться самим собой. А потом, ведь были и минуты, когда я была очень счастлива.

— Может, нам жилось бы легче, если бы мы все были друзьями и забыли о любви.

Мария улыбнулась:

— Это значило бы прожить жизнь впустую.

Они говорили обо всем понемногу. Когда день стал клониться к вечеру, Джим поднялся, собираясь уходить. Мария сказала, что в пять часов ждет в гости одного своего друга.

— Мы еще встретимся. Скоро, — сказала она.

— Скоро, — сказал Джим.

Они не обнялись на прощанье.

От Марии Джим сразу же направился в бар на Таймс-сквер, который облюбовали солдаты и матросы. Он внимательно оглядел помещение, как генерал, осматривающий поле битвы. Затем он выбрал цель — высокого широкоплечего лейтенанта, темноволосого и голубоглазого. Джим втиснулся рядом с ним за стойку и заказал выпивку. Он коснулся ноги лейтенанта, упругой и мускулистой, и почувствовал ответное движение.

— Служишь? — спросил лейтенант. Голос неторопливый, грудной — так говорят на западе.

— Да, я тоже служил.

— Где?

Они перекинулись несколькими словами. Лейтенант во время операции в Северной Африке служил в пехоте, а теперь он инструктор на юге.

— Ты живешь недалеко? — спросил лейтенант.

Джим кивнул:

— У меня комната в центре.

— Мне бы тоже где найти местечко, а то сплю на диване у двоюродного брата, а у него жена.

— Да, не очень-то разживешься.

— Точно.

— Если хочешь, — сказал Джим, словно взвешивая свое предложение, — можешь остановиться у меня. Места у меня хватит.

Лейтенант отказался.

Они выпили вместе еще и разошлись по домам.

2