Город и псы

– Кармела, – сказал отец, – уймись. Я не хочу с тобой ссориться. Давай утихомиримся. Так жить нельзя, это же абсурд. Тебе надо выходить из этой лачуги, завести служанок, жить. Нельзя себя запускать. Да вот хоть ради сына.

– Прочь отсюда! – взревела мама. – Это чистый дом, и не смей являться сюда и осквернять его! Отправляйся к своим потаскухам, мы не желаем ничего про тебя знать! И деньги свои держи при себе. Моих денег вполне хватает на образование сына.

– Ты живешь как нищенка, – сказал отец. – Где твое достоинство? Почему, черт подери, ты не хочешь, чтобы я платил тебе содержание?

– Альберто! – закричала мама в отчаянии, – не позволяй ему оскорблять меня! Ему мало, что он унизил меня перед всей Лимой, – он хочет меня убить! Сделай что-нибудь, сынок!

– Папа, пожалуйста, – вяло сказал Альберто, – не ссорьтесь.

– Замолкни, – ответил отец. И напустил на себя вид торжественного превосходства. – Ты еще очень молод. Когда-нибудь ты поймешь. Жизнь – штука непростая.

Альберто едва на прыснул. Однажды он увидел отца в центре Лимы с очень красивой блондинкой. Отец тоже его заметил и отвел взгляд. Вечером он пришел в комнату к Альберто, сделал точно такое же лицо, как сейчас, и сказал те же слова.

– У меня предложение, – сказал отец. – Послушай хоть минутку.

Мама снова замерла с трагическим видом. Но Альберто видел, что из-под ресниц она все равно настороженно следит за отцом.

– Тебе что важно? – сказал отец. – Приличия. Я тебя понимаю, нужно уважать нормы общества.

– Циник! – выкрикнула мама и снова сгорбилась.

– Не перебивай, дорогая. Если хочешь, можем опять начать жить вместе. Найдем хороший дом, здесь, в Мирафлоресе, может, даже удастся вернуть старый, на Диего Ферре, или там, в Сан-Антонио, в общем, где захочешь. Но ставлю условие: у меня будет полная свобода. Я буду сам распоряжаться своей жизнью, – он говорил без надрыва, спокойно, с кипучим огоньком в глазах, поразившим Альберто. – И давай без сцен. Все-таки мы люди приличного круга.

Мама уже рыдала в голос, успевая при этом бранить отца «изменщиком, извращенцем, вместилищем нечистот». Альберто сказал:

– Пап, извини. Мне нужно выйти по делу. Можно я пойду?

Отец, казалось, такого не ожидал, однако дружелюбно улыбнулся и кивнул.

– Иди, сынок, – сказал он. – Я попробую уговорить маму. Это будет лучше всего. И не волнуйся. Учись прилежно – тебя ждет большое будущее. Ты ведь знаешь: если хорошо сдашь экзамены, отправлю тебя в Штаты на следующий год.

– Будущим моего ребенка занимаюсь я! – взвилась мама.

Альберто поцеловал родителей, быстро вышел и закрыл за собой дверь.

Тереса вымыла посуду – тетка отдыхала в соседней комнате, – взяла полотенце и мыло и на цыпочках вышла на улицу. К их дому примыкал другой, узкий, с желтыми стенами. Она постучалась. Открыла улыбчивая худышка.

– Привет, Тере.

– Привет, Роса. Можно у вас помыться?

– Заходи.

Они двинулись вглубь по темному коридору. На стенах висели вырезки из журналов и газет – фотографии киноартистов и футболистов.

– Видела такого? – спросила Роса. – Мне сегодня утром подарили. Это Гленн Форд. Не ходила на фильмы с ним?

– Нет, но с удовольствием сходила бы.

В конце коридора была столовая. Родители Росы молча ели. У одного стула не хватало спинки; на нем сидела мать. Отец поднял глаза от раскрытой газеты, лежавшей рядом с тарелкой, и посмотрел на Тересу.

– Тересита! – сказал он, поднимаясь.

– Добрый день.

Почти старик, пузатый, кривоногий, с квелыми глазами, он улыбался и ласково протягивал руку к Тересиному лицу. Тереса отступила назад; рука повисла в воздухе.

– Я хотела помыться, сеньора. Можно?

– Да, – сухо ответила мать. – С тебя один соль. Есть?

Тереса протянула руку: бесцветная замусоленная монета не блестела, выглядела какой-то мертвой.

– Недолго там, – сказала мать, – Воды мало.

Ванная представляла собой мрачный закуток метр на метр. На полу лежала замшелая дырявая доска. Кран, невысоко вмонтированный в стену, служил душем. Тереса закрылась и повесила полотенце на дверную ручку, так, чтобы оно закрывало замочную скважину. Разделась. Она была стройная, ладная, очень смуглая. Открыла кран, потекла холодная вода. Намыливаясь, услышала, как мать Росы орет: «Пошел оттуда, старый козел!» Раздались удаляющиеся шаги, в комнате началась перебранка. Тереса оделась и вышла. Отец Росы сидел за столом. При виде ее он подмигнул. Мать нахмурилась и буркнула:

– На пол капаешь.

– Уже ухожу, – сказала Тереса. – Большое спасибо, сеньора.

– Пока, Тересита, – сказал отец, – всегда милости просим.

Роса проводила ее до дверей. В коридоре Тереса, понизив голос, сказала:

– Я тебя хотела попросить, Росита: одолжи мне голубую ленту, ты еще ее в субботу надевала. Вечером верну.

Худышка понимающе кивнула, поднесла палец к губам. Скрылась в глубине коридора и вскоре вернулась, ступая на цыпочках.

– На, бери, – прошептала она заговорщицким тоном. – А тебе зачем? Куда идешь?

– У меня встреча, – сказала Тереса, – один молодой человек позвал меня в кино.

Глаза у нее сияли. Кажется, она радовалась.