Город и город

В зеркале машины я заметил, что мистер Джири смотрит на проходящий грузовик. Я его не-видел, потому что он был в Уль-Коме.

Время от времени они с женой что-то бормотали друг другу — мне не хватало то ли знания английского, то ли слуха, чтобы разобрать их слова. В основном же они сидели молча, каждый наедине со своим горем, выглядывая из окон по обе стороны автомобиля.

Шукмана в лаборатории не было. Зная себя, он понимал, каким покажется тем, кто приехал взглянуть на умершую. Я бы не хотел столкнуться с ним при таких обстоятельствах. Хамзиник провёл нас в помещение хранения. Её родители одновременно застонали, войдя и увидев очертания под простынёй. Хамзиник с безмолвной почтительностью ждал, пока они готовились, и, когда её мать кивнула, открыл лицо Махалии. Они снова застонали и уставились на неё, а после долгих секунд мать коснулась её лица.

— О да, да, это она, сказал мистер Джири и заплакал. — Это она, да, это моя дочь.

Как будто мы просили от него официального опознания, чего мы и не думали делать. Они сами захотели её видеть. Я кивнул, словно его слова чем-то нам помогли, и взглянул на Хамзиника, который опустил простыню на место и принял занятой вид, пока мы вели родителей Махалии к выходу.

— Я очень этого хочу — поехать в Уль-Кому, — сказал мистер Джири.

Я привык слышать у иностранцев этот лёгкий нажим на глагол «ехать»: им казалось странным употреблять его.

— Прошу меня простить, я знаю, вероятно, это будет… будет трудно организовать, но я хочу увидеть, где она…

— Конечно, — сказал я.

— Конечно, — сказала Корви.

Она поспевала за нами со своим разумным запасом английского и время от времени вставляла словечко. Мы обедали с Джири в «Королеве Гзезилле», достаточно комфортабельном отеле, с которым у бещельской полиции имелась давняя договорённость. Его сотрудники были опытными в оказании услуг сопровождения, едва ли не равнозначных тайному лишению свободы, необходимому для неквалифицированных посетителей.

К нам присоединился Джеймс Такер, сотрудник среднего звена посольства США, ему было лет двадцать восемь или двадцать девять. Иногда он обращался к Корви на отличном бещельском. Окна столовой смотрели на северную оконечность острова Густав. Мимо проходили речные суда (в обоих городах). Джири ковырялись в своей перченой рыбе.

— Мы подозревали, что вам захочется побывать на месте работы вашей дочери, — сказал я. — Мы обсуждаем с мистером Такером и его коллегами в Уль-Коме, какие нужны документы, чтобы провести вас через Связующий зал. Думаю, день-два, и всё будет готово.

В Уль-Коме, конечно, не посольство: угрюмый Отдел интересов США.

— И… вы говорили, теперь это, это в ведении Бреши? — спросила миссис Джири. — Говорите, это дело не станут расследовать в Уль-Коме, но передадут этой Бреши, да? — Она смотрела на меня с огромным недоверием. — Ну а когда мы с ними поговорим?

Я глянул на Такера.

— Этого не будет, — сказал я. — Брешь не такая, как мы.

Миссис Джири не сводила с меня глаз.

— Мы… полищай, да? — спросила она.

Я сказал «мы», подразумевая и её саму.

— Ну, среди прочего, и это тоже. Она… они не такие, как полиция в Бещеле или в Уль-Коме.

— Я не…

— Инспектор Борлу, я буду счастлив объяснить им это, — сказал Такер.

Он медлил. Ему хотелось, чтобы я ушёл. Любое объяснение в моём присутствии должно быть воздержанно вежливым; наедине же с другими американцами он мог бы подчеркнуть, как смехотворны и затруднительны эти города, как жаль ему и его коллегам, что преступление, совершённое в Бещеле, отягощается дополнительными сложностями, и так далее. Мог бы позлословить. Противостояние такой чужеродной силе, как Брешь, сбивало с толку.

— Не знаю, как много вам известно о Бреши, мистер и миссис Джири, но она… она не похожа на другие силы. Имеете ли вы какое-то представление об её… возможностях? Брешь — это… Она обладает уникальными силами. И она, ну, крайне секретна. У нас, у посольства, нет контактов ни с одним… представителем Бреши. Понимаю, как странно это должно звучать, но… Могу вас заверить, что репутация Бреши в преследовании преступников, э-э, весьма впечатляет. Они беспощадны. Нас известят об их продвижении и о любых действиях, которые они предпримут против кого бы то ни было, кого найдут виновным.

— Означает ли это?.. — начал мистер Джири. — У них здесь есть смертная казнь, верно?

— И в Уль-Коме? — добавила его жена.

Конечно, — сказал Такер. — Но на самом деле вопрос не в этом. Мистер и миссис Джири, наши друзья в Бещеле и власти Уль-Комы собираются вызвать Брешь, чтобы передать в её ведение дело об убийстве вашей дочери, поэтому бещельские и уль-комские законы вроде как утрачивают значение. А санкции, имеющиеся у Бреши, совершенно безграничны.

— Вызвать? — переспросила миссис Джири.

— Существуют протоколы, — сказал я. — Надо их соблюдать. Прежде чем Брешь выразит готовность позаботиться об этом деле.

— А что насчёт суда? — спросил мистер Джири.

— Он будет закрытым. Брешь… её суды, — предварительно я попробовал в уме «решения» и «действия», — являются секретными.

— Мы не будем давать показания? Мы ничего не увидим?