Город гибели

Но однажды, когда папа и Мимси уехали на целый день в Колчестер, оставив его дома совсем одного, мальчик, безутешный и скучающий, забрел в подлесок, что находился внизу узкой полоски сада. Внезапно охваченный странной смесью ужаса и возбуждения, он вспомнил, что кукла лежит где-то здесь, недалеко от его ног, и, наклонившись, начал разрывать землю голыми руками, ломая ногти и забивая их грязью и плесенью.

Наконец он ее нашел. Ее изящная одежда вся сгнила, а лохмотья, ресницы, рот и тонкие ноздри были заполнены грязью. Рейнольдс примчался в дом и опустил ее в теплую мыльную воду в раковине на кухне. Затем он принялся нежно ее мыть, скользя кистями по ее гладким рукам, ногам и телу, пока понемногу кукла не вернулась к жизни.

Одежду, конечно, пришлось сменить; мальчик укутал куклу в свою старую нижнюю рубашку, которую Мимси засунула в коробку от ботинок, чтобы надлежаще использовать.

После этого она часто для него умирала, бывала похоронена и вновь возвращена к жизни. Папа и Мимси ничего об этом не знали, это была тайна. Постепенно от долгого пребывания в земле и чисток в раковине волосы у куклы стали выпадать, шелковые ресницы, а затем и сами глаза разлагались, пальцы рук и ног крошились. Все эти изменения Рейнольдс наблюдал с любопытством фаталиста, временами пронзаемый резкими приступами печали, пока не наступил день, когда он понял, что эти похороны будут последними и что никогда больше он не потревожит ее могилу из листьев и земли.

«Но как странно, — подумал Рейнольдс, — что между каждой ее смертью и воскресением я совершенно о ней забывал!»

Воспоминание о ней непроизвольно стиралось из его разума, пока столь же непроизвольно не вспыхивало, заставляя его страстно ждать первого же случая, когда можно было бы выкопать ее снова.

Рейнольдс присел в кровати, стиснув костлявые колени такими же костлявыми руками. Если он мог так легко забывать о кукле, то разве не мог бы он забыть и о той, другой? Возможно, что в случае с этой бедной малышкой, как и в случае с куклой, его спящие воспоминания однажды, быть может скоро, пробудятся, чтобы по-змеиному незаметно проскользнуть в его разум. Мог ли он ее знать? Мог ли он сотворить такое?

Рейнольдс соскочил с кровати и нащупал в выдвижном ящике стола пузырек с таблетками снотворного. Он положил одну таблетку на язык, а затем, уже чувствуя ее горечь, — другую и третью. Ему хотелось как можно скорее избавиться от этого страха.

— Вы наполовину спите, дружище! Что с вами случилось?

— Извините, сэр.

Рейнольдс неловко вставлял лезвие в бритву.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Превосходно, благодарю вас, сэр.

— Вы бледны. И я не удивлюсь, если у вас на правом глазу выскочит ячмень. Надеюсь, вы ничем не больны. Это была бы веселенькая история.

Средних лет женщина сидела на качелях и вскрикивала каждый раз, когда они взлетали все выше и выше. Женщина была одета в бесформенный непромокаемый плащ с поясом и в такую же матросскую шапочку-зюйдвестку. Рейнольдс наблюдал за ней, наклонившись вперед на скамейке и прислонив две груженые хозяйственные сумки к ногам.

Может быть, женщине на самом деле и не было столько лет; многие из них выглядят старше, некоторым, кому только шестнадцать или семнадцать, можно по ошибке дать тридцать или сорок.

…В тот день пополудни Рейнольдс, возможно, сидел здесь, как сейчас, а девочка медленно и мечтательно отделилась от группы детей, игравших в кустах в свои нескончаемые и бессмысленные игры, и направилась в его сторону. Возможно, он улыбнулся ей, порылся в кармане и достал конфетку. Так он обычно вел себя с детьми — так задабривают возбудимую собаку, чтобы подманить ее поближе.

Девочка могла подойти бочком и раскрыть ладошку, и тогда он улыбнулся бы ей поощряюще, и она улыбнулась бы ему в ответ.

— Как тебя зовут, девочка?

— Вивьен.

— Какое красивое имя.

Тогда одна из присматривавших за детьми женщин, возможно, окликнула ее, глядя поверх постукивавших спиц, и Вивьен, прошептав: «Спасибо», — отошла бы прочь.

Но он опять увидел ее. Рейнольдс как раз прогуливался вдоль пристани, это было на самом деле, а не могло быть, а девочка шла, держась за руки, между двумя взрослыми. Была суббота, когда детям разрешалось покидать школу в сопровождении родителей. Двое взрослых и похожий на куклу ребенок остановились посмотреть на рыбаков, и Рейнольдс тоже остановился позади них. Они повернулись, и он, таинственным образом осмелев, увидел себя говорящим:

— Какая у вас хорошенькая малышка!

Конечно, она его не узнала, и Рейнольдс не стал открываться, что встречал ее прежде.

— Да, — улыбнулась мать, потеребив толстой рукой ее шелковисто-мягкие волосы. — Но мы не должны ей об этом говорить, иначе сделаем ее тщеславной.

Мать носила такие толстые очки, что ее глаза за ними торчали как сваренные вкрутую яйца. Голос был воркующим и деланно-светским.

Все было так просто: казалось, они хотели, чтобы Рейнольдс забрал у них Вивьен.

— Ты не хотела бы посмотреть Аквариум со своим дядей Рэем? — спросил он после нескольких минут бессмысленного разговора.

— Да, тебе бы это понравилось, дорогая!