Мы постарались использовать это временное равновесие сил для создания новых инженерных препятствий на пути врага. Понимая, насколько важен в таких условиях высокий темп работ, решили готовить противотанковые рвы взрывным способом, при помощи крупных морских мин, взятых с Кронштадтской базы. Перед передним краем обороны такой способ оставался теперь единственно возможным.
Не успел еще как следует организовать это дело, как опять среди ночи получаю вызов в Смольный. Секретарь Военного совета предложил мне ознакомиться с весьма срочной директивой командования фронта.
Когда я начал ее читать, то у меня, признаться, буквы запрыгали перед глазами: на начальника отдела военных сообщений штаба фронта комбрига Е.В. Тулупова, уполномоченного НКПС Б. П. Бещева и меня возлагалась немедленная подготовка к разрушению Ленинградского железнодорожного узла и подходов к нему.
Неужели настолько реальна угроза появления немецко-фашисадких дивизий на улицах Ленинграда?
Попытка уточнить этот вопрос у генерал-лейтенанта Хозина ни к чему не приводит. Ответ его предельно краток.
— Я занят. Выполняйте директиву.
Комиссар управления Муха предполагает, что все эта «профилактика», до разрушений дело не дойдет.
Посидел с час над картой, нанес зоны работы частей и объекты. Потом решил пойти к начальнику разведотдела П.П. Евстигнееву. Кто-кто, а он-то должен знать, чего можно ждать в ближайшие дни от противника.
Петр Петрович сверял донесения из войск с протоколами опроса пленных и данными агентурной разведки. Его лицо и спокойный голос, как обычно, не
выражала и тени тревоги. Рассказал ему о директиве, но он, как говорят, и ухом не повел.
— Что все-таки дальше, Петр Иванович? Выдохнутся ль наконец немцы ? Евстигнеев молчит, глядя на ворох карт на столе. Потом поднимает глаза:
— Третьего дня получил донесение от одной разведгруппы из под Пскова. Много мотопехоты идет от Ленинграда на Псков. А там она сворачивает на Порхов - Дно.
— Перегруппировка, что ли?
— Возможно, возможно, — задумчиво говорит Евстигнеев. — Вчера в подтверждение к тому донесение получили.
Он роется в бумагах, вытаскивает одну, читает. Меня разбирает нетерпение. За своим столом Петр Петрович похож на ученого, неторопливо изучающего древние рукописи, хотя совсем близко ползают скорпионы и фаланги. Я знаю, торопить его в такой момент бесполезно, и терпеливо жду, что он скажет дальше.
— Командующему доложил, что все это очень похоже на переброску войск от Ленинграда, — роняет, наконец Евстигнеев. — Из Красногвардейска партизаны тоже доносят, будто немцы грузят танки на платформы.
— Так это же хорошо! — не утерпел я.
— Как сказать. Составил я в Москву донесение, а командующий — ни в какую. «Провокационные сведения, — говорит, — твоя агентура дает. Проверь-ка, кто там этим делом занимается».
Евстигнеев вытаскивает из вороха своих бумаг еще один лист:
— А вот из восьмой армии сообщают, что сегодня на петергофском участке оказались убитые и пленные двести девяносто первой и пятьдесят восьмой дивизий. Жданов очень заинтересовался, приказал срочно перепроверить.
Они же находились на красногвардейском и пулковском направлениях.
Находились два дня назад. А сейчас повернули на Петергоф. Похоже, что немцы хотят пробить пошире проход к Финскому заливу, чтобы вести огонь по Кронштадту и кораблям. Вы скажите-ка мне, как начались бои на Невской Дубровке?
Мне известно, что на левом берегу Невы у нас всего несколько взводов. Под Шлиссельбургом это люди полковника Донскова из 1-й дивизии НКВД.
В Дубровке — подразделения 115-й стрелковой генерала В. Ф. Конькова. Силы эти слишком малы, чтобы ждать от них серьезных результатов. Но начальник разведотдела думает иначе:
— О тех местах мы еще не раз услышим. По данным воздушной разведки, вдоль Невы в сторону Мги и Шлиссельбурга у противника значительно усилилось движение. Раньше там у него были седьмая авиадесантная дивизия и части двадцатой механизированной. А сейчас новые войска появились. На Ладожском озере тоже происходит сосредоточение сил. Чтобы противостоять им, генштаб пятьдесят четвертую армию сформировал.
— Вы думаете, что атаки немцев на Урицк — Пулково могут ослабнуть?
— Четыре дня назад двенадцать дивизий противника наступали на южном крыле фронта, а сегодня, по моим данным, там осталось девять. Если и под Петергофом и на Неве мы свяжем немцев боями, то, конечно, под Пулковом атаки могут стать слабее.
— Как же понимать приказ о подготовке к взрыву Ленинградского железнодорожного узла? А представители из Москвы? Что-то вы, Петр Петрович, уж больно спокойны.
Евстигнеев приглаживает волосы. Знакомая привычка.
— Разве можно сейчас быть спокойным? Просто профессиональная выдержка.
— И стал укладывать свои бумаги в папку. — И прошу извинить, к командующему нужно на доклад. Он нас архивариусами зовет. А напрасно. Ему-то должно быть известно, сколько разведчиков погибло, и даже порой без имени, без фамилии...
Беседа с Евстигнеевым несколько ободрила меня.