– Наших, – ответил Бобров. – Думаем, сегодня это дело уладить. Мы уж у Михалка были.
– Побывали? Вот это хорошо. Что ж он говорит?
– Мы уж ему пообещали кой-что, – сказал архитектор – ведь ваши мужики все, почитай, плотники. Какой же им расчет с нами ссориться?
– Это, пожалуй, и так.
Когда вошли в избу и сели за стол, Бобров приступил и к основной теме.
– Не надоело ли тебе в деревне? – спросил он Самохина.
– Как сказать. Ведь у нас дело такое, – что ни день – новая работа. Зимой школа, летом хозяйство – когда ж тут надоест?
– А в город поехал бы? На хорошее жалованье, конечно. У нас работал бы.
– Я ведь не плотник, – отшутился Самохин.
– Плотников и без тебя хватит, а нам честные люди нужны. Знаешь, какое дело постройка? – Подрядчики, торговцы – каждый только и думает обмануть. А тебе я, как себе самому, верю.
Самохин обрадовался похвале.
– Вот спасибо…
– Что ж, по рукам, что ли? Собирай пожитки да через недельку к нам…
– Ишь ты прыткий какой. Тут подумать надо.
– О чем же думать то?
– А на кого я все это брошу! – ответил он и развел руками.
Разговор был прерван звуками глухого разбитого колокола. Этот пережиток древнего вечевого периода до сих пор сохранился по глухим деревням.
– На сходку зовут, – объяснил Самохин. – Вам, небось, не мешало бы послушать, а при случае и поговорить!
– Зачем же нам говорить? Мы – подрядчики. Для разговору оратор есть.
Сход собрался прямо на улице у волостного исполкома. Мужики после вчерашнего возбуждения несколько успокоились и, собираясь в кучки, оживленно обсуждали события. Тут же, переходя от кучки к кучке, шмыгала маленькая фигура Михалка. Он, видимо, убеждал, уговаривал своих односельчан, играя роль тайного предателя тех, кто ему верил и его слушал. Приезжий оратор прочел длинный доклад о том, что рубка правильными делянками нисколько не повредит лесу, что в лесу и так уже много перестоя, что дальше беречь его нет смысла, что вопрос о передаче этого леса крестьянам решается в соответствующих инстанциях, но что, конечно, весь, лес они не получат, и от порубки во всяком случае их часть не пострадает.
Сход шумел, гудел, сход был недоволен, но вожака не нашлось. Все ораторы выступавшие затем – и председатель волисполкома, и Самохин, и представитель местного комсомола – все говорили одно и то же. Михалок, предпочитавший скрываться в задних рядах, ухмылялся в бороду, подталкивая своих соседей, и громче всех кричал:
– Правильно!
Все понимали: он что-то надумал – и тоже или молчали или кричали:
– Правильно!
– Наше дело сделано, – сказал архитектор. – Не пора ли нам домой?
– Вот еще с Самохиным кончим. Ну как, решил, что ли. – едешь? – спросил Бобров, подозвав Самохина.
– Что ты? Я думал шутишь, – а ты серьезно. А уж, если серьезно, вот что я скажу: не поеду.
Видно было по решительному тону Самохина, что он основательно обдумал вопрос. Но когда Бобров спросил:
– Почему же?
У Самохина не нашлось мало-мальски серьезной причины. Он только опять развел руками и, показывая вокруг себя, сказал:
– А это я на кого брошу?…
Дело обошлось как нельзя лучше: вернулся землемер, вернулась стража, вернулись рабочие. Мужики сначала неодобрительно посматривали на пришельцев, а потом попривыкли. Роптали только старики, ссылаясь на клятвы, на недобрые знаки, на грозящие, будто бы, за нарушение клятвы последствия. Но кто теперь слушает стариков?
А когда первое дерево упало под топором лесорубов, Михалок намекнул:
– А чего ж мы-то смотрим? Уж рубят…
Намек был оценен по достоинству, и началась рубка леса с двух концов: с одного конца рубили лесорубы правильными делянками, с другого конца рубили крестьяне, как бог на душу положит, рубили по ночам, по ночам же вывозили срубленный лес и складывали на задворки, ожидая неизбежного покупателя: тех же самых строителей, на которых работали и лесорубы. Михалок ходил гоголем, твердо помня обещания приезжего архитектора, и только ждал, что вот-вот его позовут в город на обещанную работу.
Но что же сталось с ходоками, с той жалобой, которая была отправлена крестьянами, с обещанием ее рассмотреть, с обещанием отвести им часть слуховщинского леса?
Этот вопрос требует небольшого отступления.