Город До

Голос её дрожал, она смотрела себе под ноги, крепко прижав дочку к груди, и старалась успокоить дыхание.

— Следующий, — послышался гулкий командный мужской голос из открытой двери.

Я попытался туда заглянуть, но ничего не увидел.

Старик уже не улыбался как раньше. Он взял студентку под руку и сказал:

— Пойдём. Пойдём со мной. Не бойся.

Они оба вошли в кабинет, и дверь за ними закрылась.

Я всё ещё не пришёл в себя и не понял, что я тут делаю. Стало тихо, и слышно было только, как мамаша обмахивается газетой.

Через какое-то время старичок вышел из кабинета и, вновь улыбаясь, пошёл прочь. Все молчали, и он не сказал ни слова. Так и покинул белый коридор.

Время шло. Потом в кабинет вошла толстая женщина, и оттуда слышны были только приглушённый уверенный мужской голос и виноватый женский.

— Вот уроды… — процедил кто-то из толпы. — Люди и так страдают, а они и здесь не лучше. Всегда думала, что хоть на небесах будет справедливость…

Справедливость?

Даже я понимал, что это утопия. Утопия, которая не работала, в том числе «в самом лучшем месте».

Я сел на пол. Когда тот улыбчивый старик ушёл, но зато помог студентке, я осознал печаль самого́ человеческого существования. Разве можно было на что-то надеяться, когда достойные жертвовали собой ради помощи слабым, и их за это наказывали? Это было ещё более несправедливо, чем при жизни.

Лучше бы я сюда никогда не попадал…

В коридоре было тихо. Все погрузились в свои мысли. Я рассматривал свои ботинки. Мне ещё никогда не было так тоскливо.

— Простите. Зонт внизу, в приёмной оставил, — послышался знакомый пожилой голос.

Улыбчивый старик, чуть прищурившись, оглядел тех, кто стоял в очереди, неторопливо прошёлся по коридору и встал в конец очереди, рядом со мной. Все смотрели на него как на самое настоящее чудо, а он пожал плечами и лишь усмехнулся, явно отметив мой ошеломлённый вид.

Он недолго разглядывал потолок, на котором замигала неисправная люминесцентная лампа, а потом прикрыл глаза и замер. Как будто стоял тут давным-давно.

«День Святого Валентина»

Для меня он всегда был Днём клише. Цветы, вино и шоколад, признания в любви, неадекватные поступки…

Мне всегда казалось, что в любой другой день признание в любви звучало бы более искренне, чем сегодня — даже первого апреля.

Разглядывая благоухающие на весь вагон букеты и воркующих парочек, словно встретившихся после каторжной ссылки, я ехала в метро.

Было смехотворно-противно, и я погрузилась в музыку, что играла у меня в наушниках, чтобы не видеть всего этого праздничного спектакля.

Только не подумайте, что я бука или обижена на весь мир от собственного одиночества. На самом деле у меня всё отлично, просто я всегда считала, что лучше сказать человеку лично, что ты к нему чувствуешь, а не по сигналу календаря, чтобы не превращать любовь в показуху.

В общем, настроение у меня было, честно сказать, ироничное, и казалось, ничто не могло меня переубедить в данный момент: ни спустившиеся с небес ангелы, ни жертвенность Ромео и Джульетты.

Задумавшись, я неосознанно разглядывала людей напротив, но скорее не оценивая их, а в общем расфокусе. Прямо передо мной две руки переплетали пальцы: на одном из них было обручальное кольцо, а мужская рука гладила женскую.

Я уже была готова отвести взгляд, чтобы не видеть подробностей романтики, но запоздало поняла, что это не просто мужская и женская рука, но руки пожилых людей.

Они были довольно милы, хорошо одеты и смотрели друг на друга не теми приторными взглядами, присущими свежеиспечённым парочкам. Они будто обнимали друг друга мысленно, хотя просто держались за руки.

И тогда мне стало совестно за своё суждение о влюблённых в этот праздник. Я подумала о том, что существует много искренних пар, переживших «и горе, и радость», и всё равно оставшихся друг с другом, состарившихся рядом друг с другом.

Только я, было, убедила себя в ошибочном суждении, как мой изобретательный мозг выдал яркую и словно бы насмешливую картину:

Тихое спокойное утро. На календаре День Святого Валентина. Пожилая семейная пара просыпается на разных половинах дивана, умиротворённая и даже отчасти равнодушная друг к другу.

Муж со вздохом садится на диване, свешивает ноги с его края, нащупывая на полу тапочки, и вяло плетётся на кухню — ставить чайник.

— Дорогой!..

Именно так в моей голове всегда называет мужа среднестатистическая женщина в семье среднего достатка и среднего положения в обществе.

Итак.

— Дорогой, заваришь мне кофе? — кричит она на кухню, хватая с прикроватной тумбочки очки, надевает их и слышит ответ мужа:

— Вставай и иди сюда завтракать. Чего расслабилась?

— Но сегодня же праздник. Может, хоть раз в году сделаешь для меня что-то приятное? Разве это так сложно? — обижается она.

И они вместе под стук тикающих часов пьют кофе (или чай), завтракают, привычно молча и погружённые в свои проблемы, которые лишь внешне кажутся общими, ведь они давно привыкли решать всё сами, поодиночке.