Вновь прибывшие монахи несколько растерялись… Вдруг они увидели два фрегата, движущихся по реке и симулирующих морскую баталию, обмениваясь пушечными выстрелами.
Ошарашенные иезуиты осенили себя крестным знамением, решив, что на территорию Парагвая вторглись португальцы.
В довершении морской баталии, приведшей гостей в смятение, на суше также разыгрались битва. Между собой сражались два эскадрона кавалерии (переодетые иезуиты в испанцев и местные гуарани в форме португальцев) и две пехотные роты.
Де Торрес не знал, как поступить: остаться на берегу, где идёт сражение? Или взойти на плоты и попытаться спастись бегством? Но вряд ли это удастся, ибо быстроходные фрегаты всё равно их настигнут.
Поразмыслив, он решил вручить свою судьбу и своих подопечных в руки Господа. Иезуиты сели на берегу и начали молиться, ибо иным способом не могли поддержать своих соотечественников, хоть и были обучены военному ремеслу. Креолы предпочли вернуться на плоты и укрыться в хижинах.
И вот раздался боевой клич индейцев. Битва чудесным образом прекратилась и к иезуитам, уже готовым проститься с жизнью, приблизилась празднично одетые индейцы. Старшие из них подхватили иезуитов под руки и увлекли в сторону редукции.
Толпа индейцев, окружившая иезуитов, проследовала через девственный лес. Гости достигли крепости, обнесённой высокой деревянной стеной (военная предосторожность в данных местах не была излишней), за которой виднелось несколько дозорных вышек. Миновав массивные ворота, их взорам открылась огромная площадь, осенённая зеленью пальм, и окруженная со всех четырёх сторон крытыми галереями, за которыми виднелись деревянные постройки. С противоположной стороны возвышался католический храм Успения Девы Марии, единственное каменное здание в здешних местах, к нему примыкала коллегия иезуитов.
Возле коллегии располагались: торговые лавки, арсенал, тюрьма, ремесленные мастерские, госпиталь и исправительный дом для женщин, совершивших незначительную провинность. Словом, все те государственные учреждения, свойственные любому развитому европейскому городу.
Напротив храма находилась канцелярия коррехидора, избираемого из числа гуарани. За ней – жилища индейцев, простые прямоугольные хижины, построенные из обожжённых кирпичей и покрытые камышом или тростником. Пока толпа индейцев бурно выражала свою радость, Антонио предпочёл покинуть шумное сборище и потихоньку ускользнуть, дабы воочию ознакомиться с условиями жизни индейцев.
В колледже под руководством профессора Хосе де Акосты он, как и другие студенты, тщательно изучил множество трудов, посвящённых Новому Свету. Они были написаны представителями различных орденов: францисканцев, августинцев, доминиканцев и, разумеется, иезуитов. Труды сильно разнились, монахи порой высказывались слишком смело и откровенно, как по поводу индейцев, так и по поводу испанских колонизаторов, зачастую своих соотечественников. Но их объединяла идея сохранения древней индейской культуры, богатой и разнообразной, а также выживания самого коренного населения. Ибо многие из них были уничтожены первыми конкистадорами, затем умерли от болезней в миссиях, редукциях, или просто покинули родные места и растворились в дебрях Амазонии. Тайная провинция инков Пайтити, сокрытая в девственных лесах Амазонии, будоражила воображение юных учеников…
Антонио видел, как к де Торресу приблизился важный пожилой иезуит в окружении небольшой свиты, состоявшей, как из монахов, так и доверенных гуарани. Судя по всему, это и был провинциал Альфонсо дель Ривертес. Пока иезуиты обменивались приветствиями, Монтойя успел заглянуть в одну из хижин.
Она представляла собой единое помещение, в котором проживало, как правило, многочисленное семейство гуарани, до пятнадцати человек. В данный момент всё взрослое население редукции встречало гостей, дома оставались лишь дети. Они копошились на земляном полу, с удивлением разглядывая непрошеного гостя. Рядом с ними лежали, сидели, прыгали многочисленные кошки и собаки. В углу копошились то ли крысы, то ли мыши, издавая отвратительное попискивание.
Один из ребятишек играл с водной свинкой, местным излюбленным домашним животным не только потому, что оно само по себе забавно и от природы наделено сообразительностью, но и потому, что его можно зажарить и съесть в любой момент.
Вскоре Антонио стало дурно от царившего в хижине смрада, и он поспешил покинуть её. Он присоединился к сотоварищам уже в храме Успения, никто не заметил его кратковременного отсутствия.