Город богов

— Не просто жреца, дядя. Полного джьерна.

— И все же он один. Какого вреда ты от него ожидаешь?

— Спроси у Дюладелской республики, — ответила принцесса. — Кажется, именно он посетил их незадолго до катастрофы.

— У нас нет твердых доказательств, что за их падением стоит Фьерден, — заметил Ройэл.

— У Теода есть, но ему никто не поверит. Помяните мои слова — этот джьерн принесет стране больше бед, чем Йадон.

Разговор замер. Предаваясь своим мыслям, они потягивали вино, пока не появился Люкел с вернувшейся из гостей семьей. Он кивнул Сарин, поклонился герцогу и налил себе вина.

— Подумать только, — обратился он к Сарин, — ты стала полноправным членом мужского клуба.

— Вернее сказать, председателем, — поправил Ройэл.

— Как мать? — спросил Киин.

— Скоро будет. Они еще не закончили, а ты знаешь маму. Все должно быть сделано надлежащим образом, и никакой спешки.

Киин кивнул, залпом проглотив остатки вина.

— Тогда нам лучше начать уборку до ее возвращения. Ей не понравится беспорядок, оставленный нашими благородными друзьями в столовой.

Люкел вздохнул. В его взгляде ясно читалось, что порой он мечтает о жизни в более приверженном традициям доме, где уборкой занимаются слуги или, на худой конец, женщины. Но Киин уже встал, и молодому человеку ничего не оставалось, как последовать примеру отца.

— Интересное семейство, — произнес Ройэл, наблюдая за хозяевами.

— Да. Немного чудаковатое, даже по теодским понятиям.

— Киин долго жил сам по себе. Он привык все делать своими руками. Однажды он нанял повариху, но не смог смириться с ее привычками. Она ушла прежде, чем он решился ее уволить, — сказала, что не в состоянии работать в таких условиях.

Сарин засмеялась:

— Могу себе представить.

Герцог тоже улыбнулся и продолжил более серьезным тоном:

— Сарин, нам действительно повезло. Вы можете оказаться нашим последним шансом спасти Арелон.

— Благодарю, ваша милость. — Принцесса залилась краской.

— Страна долго не протянет. У нас впереди несколько месяцев, если сильно повезет — полгода.

Сарин наморщила лоб.

— Но вы предлагали подождать с действиями. Вы даже пытались уговорить остальных!

— Ройэл небрежно махнул рукой.

— Я убедился, что от них помощи ждать не приходится: Эдан и Эхан — завзятые спорщики, а Шуден с графом не имеют опыта. Я хотел успокоить их на время, пока мы с Киином определим курс действий. Боюсь только, что наши планы основывались на более… рискованных методах. Но теперь у нас появились новые перспективы. Если ваше предложение сработает — в чем я все еще не уверен, — мы сможем по меньшей мере оттянуть неизбежное. Точнее сказать не могу; за десять лет правления Йадона проблемы нарастали, как снежный ком. Предотвратить лавину за несколько месяцев будет сложно.

— Я считаю, у нас получится.

— Не суетитесь, юная леди. Не стоит бежать, если сил хватает только на ходьбу, и не следует тратить время, стучась в непробиваемые стены. Что еще важнее, не надо толкаться, если можно решить задачу дружеским похлопыванием по плечу. У меня есть свои амбиции, и я не уверен, что смог бы признать вашу правоту перед лицом собравшихся, не спаси меня Шуден от унижения.

— Простите. — Сарин снова покраснела, но уже по иной причине. Глядя на властного, но в то же время похожего на доброго старого дядюшку герцога, она осознала, что дорожит его уважением.

— Просто будьте осторожнее, — посоветовал Ройэл. — Если джьерн столь опасен, как вы утверждаете, в Каи сошлись силы, с которыми придется считаться. Не дайте им сокрушить Арелон.

Принцесса кивнула. Герцог откинулся на спинку кресла и долил в свой бокал вина.

Глава двенадцатая

В начале карьеры Хратен обнаружил, что с трудом терпит другие языки. Джаддет благословил фьерделл, сделав его святым языком, тогда как другие оставались оскверненными. Как же обращать тех, кто не говорит на фьерделле? Следует говорить с ними на родном языке или лучше заставить их понимать речь Фьердена? Глупо требовать от целого народа выучить новый язык прежде, чем он услышит об империи Джаддета.

Так что, когда жрецу пришлось сделать выбор между богохульством и бессрочной приостановкой планов, он предпочел богохульство. Теперь Хратен владел эйонским и дюладелом и даже немного говорил по-джиндоски. Он проповедовал учение на родном языке слушателей, хотя по-прежнему оставался недоволен этой необходимостью. Что, если они никогда не выучат святого языка? Что, если его уступка позволит людям думать, что им не нужен фьерделл, раз они и так узнают об учении Дерети?

Подобные мысли проносились в голове Хратена, когда он читал одну из первых проповедей жителям Каи. Верховный жрец не потерял преданности делу Джаддета, но ему приходилось произносить одни и те же речи так часто, что он знал их наизусть. Слова лились сами собой, а голос взлетал и опускался, следуя древнему искусству литургии и театра.