Город

— Есть один, — как-то грустно отозвался один из членов патрульной группы. — Мы обнаружили, что ландшафт у мира меняется, вы, как можно судить по рассказу с кораблём, тоже это заметили. Так вот, ещё давно, года так два назад, когда моя группа исследовала пустоши, мы наткнулись на обсерваторию. Но нас от неё разделял разлом, и как-бы нежеланна она была для исследования, мы всё равно не смогли туда попасть. Мы недавно проходили рядом, в этом же месте, я отправил туда одного паренька и он подтвердил: на вершине горы стоит обсерватория, а сама гора как бесшовный снежный камень — никаких разломов.

— И что находится в этой обсерватории? — Спросил Эмиль, заинтересованный историей.

— Не знаю. Мы ведь туда так и не попали. Но она там точно не просто так стоит. Да и… не подумайте, что я фантазёр, но от неё почему-то так и тянет чем-то… неизвестным. Да, да, поверить сложно, я понимаю, но вы не видели того, что видел я. Мне кажется, что эта обсерватория не просто так там стоит, в ней проводились определённые исследования. Я уверен, что там можно найти ответы на вопросы, почему так произошло с нашим миром, кто возвёл все эти генераторы и есть ли способ разморозить мир.

Слушатели притихли. Лишь искры от жаркого костра били в небо, будто бы колючками впиваясь в облака.

— Так давайте двинем туда, — предложил Эмиель. — Снарядим группу.

— Не выйдет, — грустно отозвался Михаил. — Эта обсерватория находится прямо позади нас. А позади нас Великая буря, уже наступает на пятки. Кто пойдёт туда — тот труп.

Эмиль помолчал несколько секунд и ответил:

— Ну и отлично, заодно и проверю, существует ли ваша Великая буря вообще или нет. Может это всё выдумки.

Каждый присутствующий у костра поднял свой взгляд на него. В каждом взгляде пробивался проблеск, осколок надежды.

— Да не смотрите вы на меня так, — он оборвал в них образ себя как героя, но не обрывал проблеска надежды. — Мне всё равно примерно столько и осталось. Немного совсем. Во, — и показал почерневшую от гангрены культю. Патрульные поёжились и скривились, пытаясь отплеваться от одного только вида его гниющей заживо руки.

— А ещё головушка побаливает, — игриво замахнулся Эмиель. — В драку в одну ввязался, но не ввязаться нельзя было. Наконец-то отмучаюсь от этой боли!

По группе людей прокатился нервный смешок.

— Кто со мной?

Люди резко замолчали.

— Прости, Эм, — отозвался Пётр. — Но меня в Городе ждёт дочь. Мне нельзя.

— Знаю, — Эмиель чувственно посмотрел ему в глаза. — Поэтому и не осуждаю. Ну, больше никто? Вот и хорошо, никто над ухом жужжать не будет. И один справлюсь.

— Я пойду, — поднял руку Рыжий.

— Рыжий? — Покосился на него Эмиль. — По-моему я только что радовался тому, что никто не будет жужжать у меня над ухом. Мне теперь одеваться в чёрное и устраивать траур по моим не сбывшимся мечтам?

— Нет, Эмиль, — впервые он назвал его имя не сквозь зубы. — Я всё обдумал. Я хочу вместе с тобой, я хочу в обсерваторию.

— Ну вот и решили, — глубоко вздохнул Михаил. — Парень пусть идёт, нечего его останавливать, поможет, а ты, Эмиель, точнее вы оба, с Петром, зайдите ко мне.

Михаил грузно осел на стол, так, что тот под его тяжестью изогнулся, но всё же необъяснимым образом выдержал его вес. Руки он перекрестил на груди, дождался когда Пётр и Эмиль сядут на стул и кровать, а затем сказал:

— Кирилл. Моего сына зовут Кирилл. После окончания школы он пошёл в военное училище, там научился неплохо стрелять. Для меня неплохо, — он отоварился. — Для его учителей и для всех остальных стрелял он просто превосходно. Да и в оружии разбирался. В самом училище был главой самого успешного отряда, все отзывались о нём, как о хорошем лидере. Когда грянул гром, а точнее обрушился на наши головы мороз, неся в наши дома лишь холод и голод, образуя новый мир, мы с ним держались вместе, хоть и не всегда ладили. В Тринадцатый сектор мы попали с трудом, но попали, и об этом не жалели никогда, ведь жили там на достойном уровне и весьма свободно. А после… когда к нам пришли беженцы и смели нас и наш дом также, как сейчас сметут ваш, наши взгляды не сошлись. Он сдался, а я нет. Вы случаем не знаете, — он поднял взгляд с пола и взглянул на них умоляюще, так, как никогда ни на кого не смотрел. — Тот человек, о котором вы рассказывали, и который спас вас от волков, его случаем не Кирилл звали?

— Миш, — слова ему давались с трудом, буквы горели во рту, точно случайно зажёванная фотоплёнка. — Там было два человека в балахоне, которые ещё сохранили рассудок. Один умел стрелять, второй умел руководить. Они оба умерли, но я надеюсь, очень, надеюсь, что твой сын был тот, который хорошо стрелял.

— И я надеюсь, — мужчина смахнул бегущую с уголка щеки слезу.

В палатке повисло молчание, было оно тяжёлое и давящее, точно прощающий взгляд человека, которого ты предал.

Ветер завывал снаружи, заставляя конструкцию, в которой они спрятались от него, дрожать от страха.