Горный цветок

— Есть немного. Мы его поэтом прозвали. В школе стенгазету выпускали. Он стихи сочинял, а я рисовал. А скакал как лихо! Бывало, поведем лошадей купать, поскачем, кто скорей. А Мишку обойти никому не удавалось. И на коньках вместе бегали по замерзшей реке. Коньки сами делали — деревянные, окованные проволокой. Однажды оковка соскочила и Мишка носом лед прочесал. Лицо кровью залило, но не пикнул… Сам посуди, как мне в Комаровку не вернуться? Все Шныриковы возвращались после войн: и отец и дед…

— А дед твой в гражданскую воевал?

— Нет. Дед воевал в Крымскую войну, еще в том веке. Я его дома на карточке видел. Коренастый такой, чернявый. С деревянной ногой. А на груди медалей, как у полковника Туликова. Отец сказывал: ногу дед потерял в Севастополе, в ночной вылазке. За это он Георгия получил.

— Заслуженный у тебя, Коля, дед…

— Да, отец сказывал, уважаемый дед Кондрат в селе человек был.

Накануне Победы

В Будапеште все было окончено еще в феврале. Теперь войска Второго и Третьего Украинских фронтов действовали на юге Чехословакии и на западе Венгрии. Сняв отборные дивизии с западного фронта, Гитлер бросил их наперерез наступавшим советским войскам. Гитлеровские радиостанции твердили, что русские-де еще узнают силу их эластичной обороны. Ожесточенные бои развернулись у озера Балатон.

— Раньше я и не слыхал о таком озере, — признался Шныриков Сергею, — а сейчас оно не выходит из головы.

Они стояли у карты в Ленинской комнате. Рудой отмечал флажками положение на фронтах. Сюда же пришел Варакин. Через несколько минут должен был начаться разбор тревоги.

— К Балатону рвется немец, — сказал старший лейтенант.

«Восемь дней, — передавало радио, — противник пытается прорвать оборону войск Третьего Украинского фронта. 14 марта гитлеровцы ввели в бой еще одну танковую дивизию. В течение двух последующих дней стальная лавина из трехсот танков и штурмовых орудий пыталась протаранить оборону наших войск».

— Тяжело нашим приходится, — тихо сказал Шныриков. — Я в Стрые видел эшелоны с ранеными.

— Бывало и хуже. Выстоят, — убежденно сказал Варакин. — Должны. — Он посмотрел на часы и добавил: — Пора начинать разбор. — Старший лейтенант отодвинул белую шелковую занавеску, закрывавшую карту. Щелкнул выключатель. Карта засветилась. — Напоминаю обстановку… Сюда, — указка остановилась на левом фланге участка заставы, — через несколько минут после сигнала тревоги выступил наряд, возглавляемый сержантом Ильиным. Вот ушла и тревожная группа с собакой. Еще через минуту отправился наряд младшего сержанта Коробского. Нарушителя настиг и задержал наряд сержанта Ильина. Он действовал инициативно, смело. Отмечаю умелые действия ефрейтора Шнырикова. Освещая нарушителя ракетами, он заставлял его припадать к земле. Не поступи он так, враг мог выйти к границе раньше, чем сумел бы перекрыть его наряд Ильина.

Начальник заставы не успел подвести итоги, В комнату вбежал дежурный и доложил: на участке обнаружена группа неизвестных.

Варакин тут же наметил план поиска. Один за другим уходили наряды. Последними отправились Костя Емелин и Шныриков.

Подниматься по кручам нелегко, но граница научила ребят в любых условиях точно, экономно расходовать силы, открыла мудрую истину: только сильный, расчетливый пограничник грозен для врага.

Николай и Емелин поднимались вверх по крутой скользкой тропинке. Вокруг темные кручи гор. Ветер донес шум потока. В низкие дождевые облака зашла луна, и листья кустарника тревожно зашевелил ветер. За ним шквалом налетел ливень. Далеко над лесом взлетела ракета. Сигнал к действию, но он не касался их. Так приказал Варакин. Граница нарушена у правого фланга. Их задача охранять левый.

Прошел час. Дождь кончился. Начало светать. Они шли по дозорной тропе вдоль КСП, глядя на крупные капли воды, застывшие в нетронутых бороздках. Емелин, задумавшись, приблизился к самому краю тропы.

— Стоп! — остановил его Шныриков. — Ты ничего не заметил, Костя?

— Нет, а что?

— Плохо, брат, несешь службу, — пожурил Николай. — Смотри. — Он не торопясь вернулся назад по тропе и посветил фонариком. На самом краю КСП был виден отпечаток каблука. — Отставить! — Шныриков перехватил руку Константина, дернувшуюся было к ракетнице. — Заставу тревожить ни к чему. Это твой след, Костя. Узнаешь? Вот и подкова сбилась набок.

Емелин шел теперь по середине тропы. Шныриков чуть левее, позади него, ощупывая взглядом каждую нетронутую бороздку. Лишь кое-где, оставив следы, как рябинки оспы, почерневшую от влага землю тронули лапки проскочившего зайца. За ними показался след босых ног…

— Нарушитель? — спросил Емелин.

— Похоже. — Шныриков внимательно осмотрел следы. — Прошел недавно, с полчаса. Сразу после дождя. Гляди, как во вмятины затекла вода. Одно странно: почему он шел, не заботясь о маскировке? Так нахально границу переходят банды. Но один и босой? Погоди, — сказал он товарищу, снова разглядывая следы. Потом прошел к лесу и вернулся назад.