— А у тебя и другие есть?
— Да, две — на западе.
— Я приду посмотреть на них — если смогу как-нибудь удрать, а, господин Флэй?
— Не положено, светлость.
— Подумаешь, — сказал Титус. — Что еще у тебя есть?
— Хибарка.
— Где?
— В лесу Горменгаст — на речном берегу — лосось — иногда.
Титус поднялся, подошел к огню и сел, скрестив ноги. Пламя осветило его мальчишеское лицо.
— Знаешь, мне немного боязно, — сказал он. — Я никогда еще не ночевал вне замка. Меня, наверное, ищут… я думаю.
— А… — сказал Флэй. — Не сомневаюсь.
— Тебе бывало когда-нибудь боязно? Совсем ведь один здесь.
— Мне не боязно, мальчик, — меня прогнали.
— Что это значит —
Флэй пошевелился на своем каменном выступе, подтянул высокие, костлявые плечи к ушам — совсем как стервятник. У него словно бы защекотало в горле. Он перевел маленькие, запавшие глаза на юного Графа, сидевшего у огня, подняв к Флэю лицо с озадаченно наморщенным лбом. В конце концов, Флэй опустился, как некий механизм, на пол, — пока он сгибал и затем распрямлял ноги, коленные сочленения его потрескивали мушкетными выстрелами.
— Прогнали? — наконец повторил он, удивительно низким, севшим голосом. — Отослали, вот что значит. Лишили, светлость, лишили служения, священного служения. Пришлось вырвать себе сердце, вырвать, со всеми длинными корнями, светлость, — вот что значит «прогнали». Значит — вот эта пещера и пустота там, где я нужен.
— Доглядывает?
— Откуда мне знать? Откуда мне знать? — продолжал Флэй, пропуская вопрос Титуса мимо ушей. Годы молчания нашли наконец выход. — Откуда мне знать, какая дьявольщина там творится? Все ли хорошо, светлость? В замке все хорошо?
— Не знаю, — сказал Титус. — Вроде бы, да.
— Откуда ж вам знать, откуда знать, мальчик, — пробормотал Флэй. — Рано еще.
— А правда, что это мама тебя отослала? — спросил Титус.
— Угу. Графиня Гроанская. Она и прогнала. Как она, моя светлость?
— Не знаю, — сказал Титус. — Я ее вижу не часто.
— А… — сказал Флэй. — Превосходная, гордая женщина, мальчик. Понимает, что такое зло и величие. Следуйте ее примеру, мальчик, и в Горменгасте все будет хорошо; и вы исполните ваш древний долг, как исполнял ваш отец.
— Но я хочу свободы, господин Флэй. Не нужен мне никакой долг.
Господин Флэй резко наклонился вперед. Голова его поникла. В глубоких тенях глазниц загорелись глаза. Рука, на которую он опирался, задрожала.
—
Титус, удивленный взрывом красноречия в человеке столь неразговорчивом, уставился на Флэя; но скоро мальчику пришлось потупиться — уж слишком он устал.
Флэй поднялся на ноги — и пока он поднимался, сквозь щель, светившуюся в сплошной наружной тьме, точно ее отлили из золота, в пещеру впрыгнул заяц. На миг он замер, стоя столбиком и разглядывая Титуса, потом вскочил на замшелую полку, с которой свисал папоротник, и лег, недвижный, как изваяние, уложив, будто пару ножен, уши вдоль спины.
Флэй поднял Титуса и перенес на папоротниковое ложе. Но что-то вдруг совершилось в сознании мальчика. Не успела голова его коснуться папоротника, как он рывком сел, не открыв глаз, сомкнутых в глубоком, как показалось на миг Флэю, сне.
— Господин Флэй, — со страстной настойчивостью прошептал он. — Ах, господин Флэй.
Лесной человек немедля опустился на колени.
— Светлость? Что такое?
— Я сплю?
— Нет, мальчик.
— А спал?
— Пока нет.
— Значит, я это видел.
— Что видели, светлость? Ложитесь — успокойтесь.
— Это существо в дубраве — летающее создание.
Господин Флэй напряженно замер, и полная тишина наступила в пещере.
— Что за создание такое? — пробормотал он наконец.
— Воздушное, летающее создание… что-то такое… нежное… я не разглядел лица… знаешь, оно плыло среди деревьев. Так оно
Однако нужды отвечать на вопрос мальчика не было — он заснул, и господин Флэй поднялся и, переходя пещеру, свет в которой померк, поскольку огонь уже еле теплился над пеплом, направился к выходу. Выйдя наружу, он прислонился к внешней стене пещеры. Луны не было, лишь россыпи звезд тускло отражались в озерце за плотиной. Неясное, как эхо в безмолвии ночи, тявканье лисы долетело из леса Горменгаст.
Глава двадцать первая
I
Титусу предстояло провести в Лишайном Форте неделю. Грубые кубические блоки этого округлого, приземистого строения совершенно затерялись под сплошным покровом паразитического лишайника, от которого форт и получил свое имя. Покров был столь плотен, что в бледно-зеленой шкуре его вили гнезда самые разные птицы. Два покоя форта, верхний и нижний, содержались в сравнительной чистоте сторожем, хранившим ключ от форта и ночевавшем там.