Горменгаст

Доктор Хламслив заговорил. С одной стороны, по всей видимости, он обращался сам к себе, однако, с другой стороны, его голос звучал несколько громче, чем следовало. Хламслив, стоя вплотную к своему одеревеневшему пациенту, поднял руки до уровня плеч и стал шевелить в воздухе пальцами так быстро и уверенно, словно играл как прославленный пианист на невидимой клавиатуре невидимого рояля. Затем он сложил руки перед собой и стал потирать ладони. Глаза у него были закрыты.

— Такое встречается реже, чем болезнь Вклопа, — бормотал он. — Несомненно... Это... клянусь всем, что содрогается в конвульсиях... это именно так... в моей практике уже был один такой случай, совершенно удивительный... но где и когда это было?., очень подобный... насколько мне помнится, тот человек увидел привидение... да... да... он заявлял, что увидел привидение — и в результате — шок, от которого чуть не скончался... или, точнее... все-таки скончался...

Ирма нервно переступила с ноги на ногу.

— Да, шок... будем исходить из этого, — продолжал Доктор, раскачиваясь, приподнимаясь и опускаясь на носках; глаза у него при этом были по-прежнему закрыты. — А из одного шока можно вывести другим шоком... Но как и где?.. Как и где... Посмотрим.. посмотрим...

Терпение Ирмы иссякло.

— Альфред! — воскликнула она — Альфред, сделай же наконец что-нибудь. Сделай что-нибудь!

Казалось, Доктор не расслышал ее — столь глубоко он был погружен в свои мысли.

— А что если... но надо знать, чем был вызван шок, его масштабы, определить, какой участок оказался подверженным больше всего.. и надо прежде всего знать, какое крайне неприятное или ужасное-явление вызвало..

— Неприятное? Ужасное явление! — вскричала Ирма, — Да как ты смеешь такое говорить, Альфред! Ты же прекрасно знаешь, что это я, я так вскружила голову этому бедному созданию, что он рухнул на пол! Это из-за меня он теперь весь такой одеревенелый и ужасный!

— Агэ! — воскликнул Доктор. — Ага!

Было совершенно ясно, что он не слышал того, что сказала Ирма. Он казался еще более возбужденным и полным энергии, чем раньше.

— Клянусь всем тем, что прагматично, что это... если нет, то...

Он запустил руку в карман и извлек оттуда маленький серебряный молоточек, который стал по-жонглерски крутить между пальцами. Его жесты были быстрыми и текучими как ртуть, брови подняты.

А тем временем Рощезвон чувствовал, как в нем растет решимость что-то предпринять. Ситуация была весьма странной. И совсем не при таких обстоятельствах он надеялся поближе познакомиться с Ирмой; разве могла в такой атмосфере расцвести его нежность?.. Он уже не был центром внимания, и его единственным желанием было остаться с Ирмой наедине. Сами по себе слова: «остаться наедине», промелькнувшие у него в голове, заставили его покраснеть, и его белые волосы по контрасту с покрасневшим лицом казались еще белее. Взглянув на Ирму, Рощезвон тут же понял, что ему надо делать. Судя по ее виду, было совершенно ясно, что Ирма испытывает большую неловкость. Врод, по-прежнему лежавший как бревно, был отнюдь не самым приятным зрелищем, особенно для дамы большого благородства и утонченных вкусов.

И Глава Школы, откинув со лба непокорные пряди своей величественной гривы и расправив плечи, сказал:

— Мадам, здесь неподходящее для вас место, совсем неподходящее!

Сказав это, он испугался, не воспримет ли хозяйка это заявление как негативную оценку ее приема, но, украдкой бросив на нее взгляд из-под ресниц, обнаружил, что она не нашла в его замечании ничего предосудительного. Напротив, в ее близоруких глазах он заметил благодарность. И не только в глазах, но и в позе, и в сомкнутых руках.

Ирма уже ничего вокруг себя не видела и не слышала. Нашелся наконец человек, который проявил заботливость и внимание! Человек, который понял, что ей как женщине негоже стоять вот так, вместе со всеми, и наблюдать за оживлением Врода. И этим человеком был сам господин Рощезвон, Глава Школы! О, как восхитительно, что есть еще на земле настоящие мужчины!

— Господин Рощезвон, — сказала Ирма и с поразительной игривостью и лукавством взглянула на изборожденное складками лицо собеседника, — вам решать. Я буду слушать и повиноваться. Говорите, я слушаю, я внимаю!

Рощезвон слегка повернул голову, чтобы Ирма не увидела улыбку, которая расползлась по его лицу. Когда она сказала «вам решать», перед ним тут же возникла широкая панорама брачной жизни, окутанная золотистым сиянием. Он вообразил себя могучим дубом, а Ирму — нежной березкой; он видел себя ширококрылым орлом, подлетающим к своему гнезду на скалах; там его ждет Ирма — как ни странно, в ночной рубашке... А потом вдруг он увидел себя словно со стороны — старым, очень старым человеком, которого мучает зубная боль... Но он тут же отогнал от себя этот образ и повернулся к Ирме:

— Я хочу предложить вам свою руку и... проводить вас туда, куда вы сочтете желательным.

— Пойдемте, господин Рощезвон.