Горменгаст

– Конечно, господин Флэй, какие?

– Да знаю я какие, – сказал Титус. – Что приключилось после того, как я побывал здесь, что с тех пор вышло наружу, так, господин Флэй? И насчет смерти Баркентина и…

– Баркентин мертв? – неожиданно резко спросил Флэй.

– Да, – ответил Титус. – Обгорел, знаете ли, до смерти, верно, Фуксия?

– Да, господин Флэй. Стирпайк пытался спасти его.

– Стирпайк? – пробормотал долговязый, ободранный, неподвижный человек.

– Да, – сказала Фуксия. – Он очень болен. Я навещала его.

– Не может быть! – сказал Титус.

– Во-первых, я должна была, и пойду к нему снова. У него жуткие ожоги.

– Я не хочу, чтобы ты виделась с ним, – сказал Титус.

– Это почему? – Кровь начала приливать к ее щекам.

– Потому что он…

Но Фуксия не дала ему договорить.

– Что… ты… вообще… о нем… знаешь? – Медленно и тихо, но с дрожью в голосе спросила она. – Разве преступление, что он умнее всех нас? Разве его вина, что он обезображен? – И затем, торопливо: – Или что он так храбр?

Она взглянула на брата и увидела в нем, в лице его, нечто бесконечно близкое ей – отражение собственной души, так что ей показалось, будто она смотрит в свои же глаза…

– Прости, – сказала она, – но давай не будем о нем говорить.

Однако именно этого и желал Флэй.

– Светлость, – сказал он, – сын Баркентина – понимает ли он – обучен ли – Страж Грамот – Хранитель Закона Гроанов – все ли устроено?

– Никто не может найти его сына – и даже выяснить, был ли у него сын, – сказала Фуксия. – Но все устроено. Баркентин уже несколько лет как обучал Стирпайка.

Флэй вдруг вскочил на ноги, точно вздернутый вверх невидимым шнуром и, поднимаясь, в гневе отворотил лицо.

«Нет! Нет!» – беззвучно прокричал он, обращаясь к себе. А потом спросил через плечо:

– Но ведь Стирпайк болен, светлость?

Фуксия удивленно смотрела на него. Ни она, ни Титус не понимали, почему он вдруг встал.

– Да, – ответила Фуксия. – Он обгорел, когда пытался спасти охваченного огнем Баркентина, и уже несколько месяцев не покидает постели.

– И сколько еще, светлость?

– Доктор говорит, что через неделю он встанет.

– Но Ритуал! Наставления – кто их дает? Кто правит Процедурой – день за днем – кто толкует Грамоты – о, господи! – сказал Флэй, внезапно утратив способность и дальше справляться с собой. – Кто вдыхает в символы жизнь? Кто вращает колеса Горменгаста?

– Да все в порядке, господин Флэй. Все в порядке. Стирпайк не жалеет себя. Его не зря учили. Он весь забинтован и все-таки правит всем. Из постели. Каждое утро. Тридцать-сорок человек одновременно приходят к нему. Он всех опрашивает. При нем сотни книг, а стены покрыты картами и схемами. Больше никто не способен их начертить. И, лежа в постели, он неустанно работает. Работает головой.

Однако Флэй, словно давая выход гневу, ударил рукой в стену пещеры.

– Нет! Нет! – сказал он. – Он не Распорядитель Ритуала, светлость, не навсегда. Нет любви, светлость, нет любви к Горменгасту.

– А по мне, так и вовсе никакого Распорядителя Ритуала не нужно, – сказал Титус.

– Светлость, – помолчав, отозвался Флэй, – вы всего только мальчик. Нет знаний. Но Горменгаст обучит вас. Саурдуст и Баркентин, оба сгорели, – продолжал он, похоже, не сознавая, что говорит вслух, – отец и сын… отец и сын…

– Может, я всего только мальчик, – горячо произнес Титус, – но если б ты знал, как мы сюда попали, потаенным подземным ходом (который я сам нашел, правда, Фуксия?) ты бы… – Тут ему пришлось остановиться – фраза оказалась для него слишком сложной. – И знаешь, – заново начал он, – мы шли в темноте, со свечами, иногда ползли, но больше шли всю дорогу от замка, кроме последней мили, где тоннель выходит наружу, совсем незаметно, под берегом, вроде барсучьего лаза, – недалеко отсюда, – по другую сторону леса, в котором ты впервые встретил меня, так что найти твою пещеру, господин Флэй, тоже было непросто, потому что в прошлый раз я все больше на лошади ехал, а потом пешком через дубраву… и, ох, господин Флэй, неужели я все-таки видел летающее существо во сне, помнишь, я тебе рассказывал? Я иногда думаю, что во сне.

– Так и было, – сказал Флэй. – Ночной кошмар, и говорить нечего.

Похоже, ему совсем не хотелось беседовать с Титусом о «летающем существе».

– Потаенный ход в замок, светлость?

– Да, – сказал Титус, – потаенный, темный, землей пахнет, иногда деревянные брусья подпирают крышу, и муравьи повсюду.

Флэй, словно требуя подтверждения, перевел взгляд на Фуксию.

– Все так, – сказала Фуксия.

– И недалеко, светлость?

– Недалеко, – ответила Фуксия. – В лесу за ближней долиной. Там выход.

Флэй по очереди оглядел их обоих. Новость о существовании подземного хода, казалось, сильно взволновала его, хоть дети и не могли понять, почему: для них подземный ход был настоящим, опасным приключением, однако они по горькому опыту знали – то, что кажется удивительным им, взрослых, как правило, не интересует.

Между тем, господину Флэю как раз позарез нужны были подробности.