Наконец, ярл повернул Альсвартура и снова протрубил в рог. Его всадники только и ждали, чтоб пуститься за Хёрдакнутом, плотно выстроившись углом. Аса с луком наизготове заняла место в его вершине, за двумя седобородыми богатырями с двуручными секирами, сомкнувшими ряд чуть впереди нее. Кони перешли с рыси в намет прямо перед столкновением с более редким строем конных и пеших йомсов. У тех все еще было численное преимущество более двух к одному, и падение вождя скорее разозлило их, чем напугало. В воздух поднялись мечи, копья и палицы, раздались гневные кличи… То, что последовало, даже нельзя было назвать стычкой. Самый маленький в строю мчавшихся на дружину Сильфраскалли тяжеловозов был в шестнадцать рук ростом, все они были защищены толстой кожей и кольчатой броней, и на каждом коне сидел один из лучших воинов Хёрдакнута. Защитники Слисторпа смогли оказать их натиску примерно столько же сопротивления, сколько оказывают колосья на току цепам молотильщиков. Топот, лязг, хруст, чей-то отчаянный зов к матери… Побоище закончилось, едва успев начаться.
Глава 22
– А он и говорит: «Это я за меня и за мою лосиху!» Вся ладья до самого берега лежала, кормчий кормило уронил! – Челодрыг закончил рассказ и с надеждой глянул в лица товарищей.
Ответом ему было гробовое молчание.
– Какая неучтивость, портить воздух на переправе, – с преувеличенным осуждением заметил Мстивой, племянник Годлава.
Его дядя так же преувеличенно кивнул и приложился к меху, в котором на этот раз было хоть и не серкландское вино, зато доброе темное пиво.
– Где дым-то? Говорил я тебе, опять дони врут! – Миклот, сидевший рядом с горе-рассказчиком, протянул руку к пиву.
Годлав отдернул было мех, потом сообразил, что под скамьей лежит еще один, и все-таки поделился с младшим бодричем на второй скамье. В их челне всего-то и было две скамьи, и по-хорошему на каждой должен был сидеть один гребец с двумя гребками или одним двухлопастным веслом. Вода в длинном фьорде, на южном берегу которого подымались стены Слисторпа, была почти пресной из-за множества впадающих рек, и гладкой, как зеркало, и бодричи решили посадить в челны столько воинов, сколько влезет, пока края бортов не окажутся на высоте полутора вершков от воды.
– А вот и дым! – Челодрыг взялся за гребок, обшитый бобровой шкурой – последнее слово в скрадывании по воде, якобы еще тише, чем тряпки на лопастях весел.
– И, раз! И, раз! – вполголоса начал Годлав.
Следуя его голосу, бодричи принялись одновременно опускать гребки в воду, стараясь не плескать. Почти бесшумно, челн скользил к Слисторпу. Еще пятнадцать челнов следовало за головным. На дальней стороне городища поднимались столбы дыма и раздавались звуки боя. На северной стене, обращенной к фьорду, не было видно ни одного стражника.
– Лютичи нас не кинули? – озаботился Миклот. – С них, елдыг лихоманных, станется!
– Да нет, вон гребут, просто у них все через пень выходит, – ответил Челодрыг, повернув голову.
Из камышей на северном берегу фьорда показалась еще пара дюжин челнов.
– Они черезпеняне, потому что живут через Пену-реку от хижан, – попытался вступиться за лютичей Мстивой.
– В той реке они пень и утопили! – настоял Челодрыг. – А перед ней живут не хижане, а допняне, которым все до пня![71]
– Суши весла! – Годлав положил гребок на борт.
Остальные трое последовали его примеру. Челн начал терять ход, приближаясь к пологой земляной насыпи с частоколом на берегу.
– Левое греби, правое табань! И суши весла!
Челн встал вдоль насыпи. Годлав опустил в воду якорный камень. Бодричи разобрали два мотка веревок, веревочную же лестницу, мечи, и луки, медленно, чтобы не шуметь, выбрались из челна, и пошли к двухсаженной стене. Мстивой закинул веревку с петлей на один из кольев. Рядом, несколько венедов с других челнов делали то же самое. Шестеро лютичей барахтались во фьорде саженях в тридцати от берега – им каким-то образом удалось утопить свой челн. «Святовит со Свентаной спаси,» – пробормотал Годлав, глядя на недотеп. На их удачу, все шестеро умели плавать лучше, чем управляться с челном. Челодрыг перекинул через плечо петлю на второй веревке и полез по первой на частокол. Добравшись доверху, он снял петлю и принялся втаскивать наверх веревочную лестницу.