Горм, сын Хёрдакнута

«Шел Янтарным морем Годлав-богатырь
Со своей дружиною хороброю.
На пяти они черленых шли ладьях,
Мимо берега песчаного добрянского.
Вдруг на море сходилась погода сильная,
Море волнами бьет, паруса-то рвет,
И нейдут корабли с места на море.
А на синем море да на самом дне
Со желтым песком вода смутилася,
И восстал из моря Рерик-град,
Что нуитским колдовством пущен под воду.
Растворились ворота дубовые,
Из ворот выезжает ратоводец Селибор.
Его кости огнем навьим светятся,
Мертвый конь идет по волнам, точно посуху.
Говорит Селибор таковы слова:
“Гой еси, Годлаве Мечиславович!”»

– Вот откуда книжник взял это «Гой еси!» – догадался Беркут. – А я сперва было думал, он по-чердынски что загнул…

– Не перебивай?

– Тогда быстрее до дела добирайся!

– Мы что, куда-то торопимся?

– Не то чтобы очень, но, пока ты эту былину доскажешь, запросто можем Самкуш проехать!

– Если будешь перебивать, то и проедем!

«Гой еси, Годлаве Мечиславович!
Не спится мне в колоде, вечный сон нейдет,
Вот решил тебя просить о помощи.»

– Ну, дальше я помню! Призрак Селибора говорит, что не может перейти через Калинов мост, пока кто-то не отомстит за Рерик. Годлав обещает отомстить Гнупе, внуку Гудфрида-колдуна, что затопил город и угнал ремесленников в неволю. Селибор отпускает корабли, и понеслась. Так что, Годлав не видел призрака? – разочарованно спросил сын наволокского воеводы.

– Может, и видел, – Боривой улыбнулся. – Хёрдакнут у толстого Свина в Зверине ему продал нарвалий рог, а потом они вместе в такой хлам нарезались, что не то что Селибора, а самого Сварожича могли лицезреть. Но Годлава подначил на Гнупу пойти никакой не призрак, а тот же старый йеллингский воевода, помяни мое слово – Гудфридов род и доней допек набегами. Хотя отомстить за Рерик все равно надо было, так что в былине и красивее, и по существу верно. Или вот про Горма и Асфрид… Тоже сказ краше вышел. Мстивой говорит, никакой любовью и разлукой там и не пахло, Горм эту дундулю при первой же возможности в нуиты переправил.

– Больно легко ты про это говоришь – «кое-что переврал, в былине красивее,» – вставил Беркут. – Нас с батяней Сотко-брехун золотопоясный вообще как в половинчатом дегте со скипидаром изгваздал, а из моего заумного зятя и худосочной вредины-сестры наоборот сделал великого поединщика и красу неписанную. Думаешь, ты невольничий поезд вспять к Самкушу повернул, так теперь про тебя тоже былину сложат?

– А как же! Не у… – прежде чем продолжить, Боривой оглянулся на Смеяну. – Не уши от мертвого осла, а посадничью дочку отбили! Молодечества-то!

Беркут попытался отвесить младшему брату руянского посадника (или воеводы – кто их, бодричей, поймет) оплеуху, но тот легко увернулся. Чтобы хоть как-то поставить не по годам оборзевшего южанина на место, старший венед строго сказал:

– Дурачества, а не молодечества! Еще немного, и я бы деву выкупил…

– Сейчас! Сколько с тебя хотел драть тот лысый? Такую кучу серебра конь не свезет! Ты сам спалился – зачем дал ему знать, что Смеяна тебе знакома?

– А что ж мне еще делать? Проезжаю мимо поезда, вдруг слышу, одна полонянка другой говорит: «Вставай, Смеянушка, не то Пикро кнутом до смерти забьет.»

– Ну, не лупить сходу: «Смеяна Станимировна?»

Беркут на миг смутился, но, отказываясь признать поражение в споре, решил сменить подход:

– А как бы мы плясали, окажись у тех ослоумных ослов на ослах самострелы или луки?

– Луки б нашу броню не взяли!

– А шальная стрела в глаз? Мне батяня обещал ладью и ватагу дать, как свезем письма от Званы да Быляты червленым книжникам да с ответным письмом вернемся. А ты… Потаенное вежество мешаешь с дракой, замысел вестницы дурью под угрозу ставишь!

– Ну ладно, ее бы выкупили, а с остальными горюшами как? Не у одного Селимира посадника внучку угнали!

– Верно, Боривоюшко. Не кори отрока, Беркут Лютович, – вновь вступила в разговор Смеяна. – Как суждено, так и случилось.

– Кто их дедов знает, тот пусть тех внучек и выручает? – предложил Беркут, потом вздохнул. – Нет, это и впрямь как-то без молодечества. Ох, Боривой Витодрагович, должен я был для тебя быть хорошим примером, а не ты для меня плохим, да верно говорят – с кем поведешься, с тем и попадешься. Да и не могу тяжко тебя винить. Будь у меня такой меч, я б только и чаял у любой трудности голову сыскать да срубить.