Горм, сын Хёрдакнута

Дорога вела к проездной башенке, расщелиной отделенной от остальной верхушки утеса. С другой стороны, воины на втором ярусе воротной башни уже ждали конунгова приказа опустить мост или стрелять. Конунг сменил прозвище с неблагородного «Слюнявого» на достойное «Хромой» по настоянию дружины, после того, как Бейнир, несколько дней не вылезая из седла и сменив с дюжину коней, сплотил напуганные, разрозненные, дерущиеся между собой толпы на пути из Гафлудиборга в Скиллеборг во вполне приемлемое подобие дружины с обозом, превратив бегство в отступление. Он сохранил все, что осталось от его ватаг после разгрома на море, и заодно спас несколько тысяч беженцев. Празднество по поводу нового погоняла, вынужденно задержанное крайне для всех затруднительным полным отсутствием еды, закончилось настолько недавно, что некоторые из карлов, собравшихся встретить посла, еще окончательно не опохмелились. В последнем по крайней мере отчасти было виновно старое вино, забытое лет на пятнадцать в дальнем погребе и случайно найденное воинами Бейнира, отряженными обходить подземелья и слушать, не ведется ли подкоп.

– Обычай велит, чтобы конунги встречались один на один на перекрестке, или в лесу, или на двух лодках на середине реки, – далее разъяснил Хромой. – Мне против обычая говорить не с конунгом, а невесть с кем, и еще при жрецах.

– Бейнир конунг, Беляна дротнинг[104], Горм ярл, – не переводя дыхания, с поклоном выпалил Сакси, успевший повоевать и за Йормунрека, и против него.

– Глянь, Сакси сын Инкеля, и скажи мне, узнаешь ли ты посла? – Бейнир правой рукой протянул новопришедшему зрительную трубу.

Боевые перчатки конунга, вернее, одна из них, были сделаны с хитростью. На правой, пальцы могли управляться как движением изнутри, так и несколькими рычажками снаружи, за счет чего Бейнир мог держать руку совершенно прямо, или наоборот, мертвой хваткой вцепиться в рукоять длинной секиры или в ремень поводьев, как бы его ни крючило. Пристроившись у бойницы, Сакси по непривычке долго возился с трубой, пытаясь то так, то эдак вывернуть шею, и наконец определил:

– Это Сигвальд ярл, сын Эйнара. Он верховодил передовым отрядом при взятии Альдейгьи и защищал спину конунга во время битвы с йомсами в Янтарном море. Любит выпить, похоже, и сейчас перебрал.

– Может быть, Йормунрек послал Сигвальда, чтобы тот договорился, где мы встретимся, – предположил конунг. – Опускайте мост, примем ярла во дворе за воротами.

Опираясь на длинную секиру и позвякивая доспехом, Бейнир начал долгий спуск по лестницам. Беляна степенно последовала за ним. Поневоле, и остальным спутникам конунга пришлось двигаться вниз с расстановкой.

– С какой стати теперь-то вдруг переговоры? – Кнур, как и следовало ожидать, был не сведущ в обыкновениях и поползновениях властителей.

– Мы прорвали осаду, верней, Йормунрек решил, отчасти твоей милостью, что у нас еще осталось больше громовых бочек, чем у него драккаров, и ее снял, так что выморить голодом он нас больше не надеется, – предположил ненамного более осведомленный Горм. – Хель его побери, этот йотунский сын опять нарочно все делает не так. Набег не зря называется набегом. Набежал, награбил, срыл. В набеге крепости измором не берут.

– А если он хочет руку на Килей наложить? – Кнур едва не споткнулся о Хана, тот на всякий случай завопил, как будто по его кольчуге уже пробежалась по крайней мере дюжина жестких бесчувственных кузнецов, неспособных понять смятение тонкой и пушистой собачьей души.

– Пёса, не плачь зря. Почему он тогда собственное будущее владение жжет и разоряет и своих же карлов на своих же пальмах развешивает купно со скотиной? Верно отец сказал, у Йормунрека тараканы в голове, и пребольшие. С него станется теперь после всего этого как ни в чем ни бывало предложить Бейниру поделить Килей, или править его именем…

Лестницы – деревянные и каменные в толще стен – кончились. Горм вышел на двор, не особенно заслуживший имя Южной площади как раз вовремя, чтобы услышать, как Беляна завершает короткую, но гневную речь:

– И дух их нечистый я нюхать не буду!

С этими словами, супруга конунга удалилась в направлении Ряда Медоваров, ведшего к воротам во внутренней стене и к замку, а за ней – старый знахарь Грубби, первый учитель Бреси, и повивальная бабка Гуннлауд. Горм не мог сделать никаких выводов по поводу повивальности последней, но до бабки она лет на семьдесят не дотягивала. Бреси двинулся было за ними, но Щеня что-то ему шепнул, остановив. Со второго яруса воротной башни донеслись лязг и стук – воины налегали на рычаги, опуская мост и поднимая решетку. Та была нарочно сделана без противовеса – в случае чего двое на втором ярусе могли выдернуть железные стержни, чтоб поднятая решетка грохнулась вниз под собственной тяжестью, перегородив проход и отвадив любых незваных гостей, излишне упорствующих в стремлении проникнуть в Скиллеборг.