Горм, сын Хёрдакнута

Посол Бениро снова грохнулся на одно колено, склонив голову и прижав сжатую в кулак правую руку к груди, потом поднялся – его слегка повело из стороны в сторону – и направился к проему, ведшему на лестницу. Стражи в красных плащах раздвинули скрещенные менаулоны[99], давая ему пройти.

Диэксагог схватился за ворот хитона и примерно в четверть полной громкости, чтоб зря не пугать копейщиков, возопил:

– Позор и горе нам, обреченным сгинуть в распрях варваров!

В неизбежном потайном ходе в южной стене палаты, к удивлению Йеро, старательно записывавшего исторический разговор, начало происходить нечто странное. Кирко, зачем-то следивший за песочными часами, кивнул. Плагго развел руками, развязал кошель, и передал схоласту золотой тетартерон. Кирко протянул было руку, но остановился и возмущенно прошептал:

– Учитель, мы же спорили на номисму![100]

– Бери, что дают! – тихо-тихо ответствовал мистагог.

– Что это вы? – так же тихо спросил Йеро.

– Я поспорил с учителем, что первое «позор и горе» мы услышим до двух пополудни. Вот, выиграл…

– Варвары наступают, тирании рушатся, а вы об заклад бьетесь?

– Блажен, кто встретит смерть смеясь, – Плагго повесил кошель обратно на пояс. – Не отвлекайся, пиши. Или, может, Кирко тебя сменит, если устал?

Йеро снова заскрипел стилосом, записывая наместника, говорившего:

– У нас есть две возможности. За день или два собрать помощь и отправить ее к Скиллитиону, или отказать Бениро и готовиться к обороне Лимен Мойридио. И та, и другая чреваты гибелью. Если наш флот будет разбит у Килии, Лимен Мойридио останется без защиты. Если мы не пошлем помощи, мы лишимся последнего союзника и будем отрезаны от западной части моря.

– Есть третья возможность, – предположил картопатриос. – Послать флот, но на помощь тирану Кронии. Если уж поддерживать одного из варваров в этой распре, почему не того, кто вернее возьмет верх? К тому же, он как раз ищет невесту… Мегалея, а что ты скажешь?

Тире очень хотелось бы холодно и безжалостно наказать Бениро за пренебрежение и собственным долгом тирана, и ее выстраданной покорностью участи властителей, чтоб память осталась на века. Она была на грани того, чтобы выпалить: «Блестящая стратегия, и воистину хитрая политика, Леонтоде!» Наследнице помешала только как назло засевшая в голове и там время от времени уныло попискивавшая фраза Рандвера про беспризорных малюток в Скиллитионе, плачущих от голода.

– Теологически, кого нам нужно поддержать? – спросила Тира у наместника, заранее догадываясь об ответе.

– Про взгляды Бениро на сверхъестественное ничего особенного не слышно, – диэксагог несколько успокоился, получив возможность говорить о предмете, милом его сердцу. – Из этого следует, что он верен обычаю отцов и поминает Крома, Магни, Собаку, и прочих варварских богов, не оказывая им особых почестей. Все эти боги, конечно, давно распознаны мистиками как схематическое представление тех или иных Сил из Четырнадцати. Кром – это Атремо, представление стойкости, его цвет стальной, Эгир – это Калидофоро, представление текучести, его цвет бирюзовый, и так далее. С другой стороны, Один, которому поклоняется Эрманореко, был повержен в конце предшествовавшего эона, восстал во гневе, окружен тьмой, и требует жертв.

– Малеро! – с неподдельным страхом возгласил картопатриос.

Загадочным образом, проклятое имя, словно из толщи камня, было повторено невесть откуда взявшимся эхом. В палате потемнело.

– Боги, которые заслуживают жертв, в них не нуждаются. Боги, которые требуют жертв, их не заслуживают, – промолвила Тира. – Мы пошлем все сифонофоры на помощь Бениро.

– Сразу оба? – усомнился картопатриос. – Надо тогда Астрабо поставить во главе флота. Он из Нотэпейро, моря знает.

В потайном ходу, Плагго и Кирко укоризненно смотрели на Йеро, непроизвольно воскликнувшего «Малеро!» почти одновременно с военачальником.

– Истинно так и вершится история. Даже досадно, что женщина не может быть гегемоном, – прошептал Плагго.

В преддверии порфирового чертога продолжало темнеть. Прогремел отдаленный раскат грома. Затасканной метафорой, на Лимен Мойридио надвигалась зимняя гроза.

Глава 41

– Что еще горит? – Каппи потянул носом.

– Роща портокали, – уверенно сказал Гаук. – Я по запаху полностью насобачился определять, что они жгут – финики, оливки, портокали, зернохранилище, дом какого-нибудь карла-горемыки, или тот же дом, но вместе с карлом и его семьей. Если не знать, что горит, довольно вкусно пахнет, между прочим.

Со стен Скиллеборга было видно с полдюжины поднимавшихся к зимнему килейскому небу дымных столбов.

– Как они ухитряются учинить такое разорение? Сколько ж народу он с собой привез? – сапожник провел рукой по камню и поднес пальцы к лицу, безотрадно разглядывая вездесущую копоть.

– В среднем считай по три дюжины на корабль, восемьдесят кораблей, двадцать потоплено, шестьдесят осталось, без малого две тысячи двести, – ответил за Гаука Горм, только что поднявшийся на стену со зрительной трубой. – Только похоже, к нему еще с тысячи полторы уже здесь прибилось, если не больше.