Горлов тупик

В прихожей стоял телефон. Он взял трубку, набрал мамин номер, послушал длинные гудки.

Оля вышла из кухни:

– «Детский мир» работает до девяти, но в восемь кассы уже закрывают.

– Ладно, ждем еще полчаса, потом просто сядем в машину и поедем к тете Маше. – Вася взглянул на Юру, нервно щелкнул пальцами: – Хотя зачем ждать? Едем прямо сейчас!

– И что дальше? – растерянно пробормотал Юра. – Трубку она не берет, ключей у меня нет. Дверь ломать?

Тетя Наташа сняла одну из связок с крючка в прихожей:

– Вот ключи.

– Юр, только ты поведешь, он выпил, – шепнула Оля.

Они стали одеваться. Глеб протиснулся между ними, сунул ноги в ботики, надел куртку.

– Эй, а ты куда? – окликнула его Оля.

– С ними, к бабе!

Васин «жигуль» не завелся. Помчались к метро. Еще издали заметили голубые мигалки. Вход на «Первомайскую» был закрыт. Милицейское оцепление, несколько «Скорых».

– Стойте здесь! – Вася пошел к ментам.

В свете мигалок Юра увидел, как он достает удостоверение, о чем-то с ними говорит. Подошли двое в штатском, явно свои, комитетские. Еще поговорили. Вася вернулся бегом.

– Там авария, то ли на перегоне, то ли на станции, я не понял, все бешеные какие-то. Арбатско-Покровская линия перекрыта.

Чтобы поймать машину, пришлось отойти подальше. Частники, видя голубые мигалки, мчались мимо, а такси не было. Наконец остановилась ведомственная черная «Волга», шофер-бомбила затребовал трешку до «Сокольников».

– Совсем охренел, мужик? Тут пешком два шага! – возмутился Вася.

– Вот и шагай пешком!

Бомбила хотел уехать, но Юра придержал дверцу. Через двадцать минут они вошли в подъезд маминого дома. Вася достал ключи, открыл. В квартире было темно и тихо.

– Вась, они не сказали, в котором часу авария случилась? – спросил Юра и присел на корточки перед своим раскрытым чемоданом.

– В семнадцать тридцать, – откликнулся Вася из кухни, и добавил тише: – Да, слушаю.

Юра понял, что он звонит в Управление.

Пушистого серого жакета в чемодане не оказалось. Значит, мама взяла подарок для тети Наташи и уехала.

– Пап, – донесся голос Глеба, – а баба к тете Наташе всегда пешком или на трамвае. В аварию в метро точно попасть не могла.

«Могла, – подумал Юра, – ехала из “Детского мира”, через “Площадь Революции” по Арбатско-Покровской, как раз между пятью и шестью».

Он ничего не сказал, сел на диван, обнял Глеба.

Из кухни долетал приглушенный Васин голос:

– …Уфимцева Мария Дмитриевна… Девятьсот восьмой, пятнадцатое апреля… Спасибо, жду…

Юра и Глеб молчали. И Вася в кухне молчал, ждал. Тишина казалось такой плотной, что было трудно дышать. Наконец Васин голос глухо произнес:

– Ясно, спасибо…

Юра и Глеб вскочили и столкнулись с Васей в дверном проеме.

– Жива! В Боткинской, в реанимации, – выпалил Вася, ринулся назад, схватил трубку, лежавшую рядом с аппаратом.

– Сердце? – беззвучно спросил Юра.

Вася помотал головой, сказал в трубку:

– Да, Сергей Николаич, это Перемышлев… Так точно… Понял… Сергей Николаич, тут вот какая ситуация, мать нашего сотрудника… Нет, ПГУ, полковник Уфимцев… Мг-м… пока неизвестно, видимо, в том самом поезде… В Боткинской… Да, спасибо. – Он помолчал, потом продиктовал мамин адрес, номер телефона и наконец положил трубку.

– Баба в аварию попала? – прошептал Глеб.

– Главное, жива, – сказал Вася, – то, что она в Боткинской, хорошо. Самых тяжелых повезли в Склиф. Через двадцать минут будет машина.

В отделении реанимации дальше вестибюля не пускали, даже по комитетским удостоверениям. Вася усадил их на банкету и помчался за кем-то с криком:

– Минуточку, кто тут у вас главный?

Глеб хорошо держался в квартире, в машине, а тут вдруг уткнулся Юре в плечо, затрясся:

– Баба, баба!

Юра молча обнял его, погладил по колючей голове.

Вася вернулся с толстой пожилой женщиной в халате и марлевой маске. Она сурово произнесла:

– Юрий Глебович, пойдемте со мной.

Глеб вскочил:

– А я?

Врачиха помотала головой:

– Мальчик останется здесь.

Вася схватил Глеба в охапку, прижал к себе:

– Глебка, ну, все, все, кончай трястись, давай-ка, успокойся, послушай меня! Бабушка в реанимации, жива, вылечат! – Он покосился на Юру, показал глазами: «Иди!»

Долго плутали по коридорам, поднимались на лифте. Юра ни о чем не спрашивал, говорить не мог, ком стоял в горле. Послушно, как робот, выполнял команды:

– Разувайтесь, свитер, штаны снимайте. Руки мойте. Как следует, щеткой! Надевайте костюм!

Кто-то сзади завязал ему тесемки маски, натянул на голову шапочку. Наконец его привели в маленькую палату. Всего две койки. Одна пустая, на второй Юра увидел маму. Она лежала неподвижно, с закрытыми глазами, вся в резиновых трубках, в рубахе с узором из одинаковых лиловых надписей: «Минздрав СССР». Рядом попискивал аппарат с экраном, по которому медленно двигались светящиеся зигзаги.

– Ничего не трогать! – приказала врачиха.

Юра сразу ослеп от слез, медленно опустился на колени у койки. Как сквозь вату донесся мужской голос:

– В чем дело? Почему посторонние?

– Это сын, – прошептал в ответ женский голос. – Клара Петровна велела пустить, он из КГБ.

– Да хоть из Политбюро! У нас тут реанимация! Молодой человек, поднимайтесь, быстренько!