Духовку он так и не выключил. Надя открыла, поворошила деревянной лопаткой кофейные зерна и вдруг услышала:
– Хватило же наглости явиться ко мне в клинику! Мерзавец! Я потом спросил ординатора, которому его скинул, в чем там дело. Ничего особенного. Хроническое воспаление простаты, камни в желчном пузыре, повышенный холестерин. Анализы, снимки, кардиограммы, все при нем. Аккуратный. К здоровью своему относится трепетно. Желал проконсультироваться с грамотным терапевтом, вырезать ли ему камни. Почему именно я понадобился? Неужели всерьез считал, что стану его консультировать? Я голову ломал, а потом понял: он все забыл! Ну, правильно, с таким грузом на совести жить невозможно. Фамилия «Ласкин» для него давно ничего не значит. Сказали, что в нашей клинике хорошие терапевты, – записался.
– Забыл? – тихо переспросила Надя и подумала: «Совесть… Ох, папа, наивная душа!»
– Помнил бы, ни за что бы не пришел, – продолжал Семен Ефимович. – Да вообще, дело не в нем, а во мне. Вот, честно, был бы у меня в ту минуту пистолет, пристрелил бы его, рука не дрогнула. Знаешь, очень страшно и противно отдавать себе отчет в том, что ты можешь застрелить безоружного человека, пациента. Ну, конечно, на войне приходилось иногда отстреливаться, однажды даже из пулемета строчил, только война это совсем другое.
– Ты про пулемет не рассказывал.
– Не хотел вспоминать. Мерзкое чувство осталось. Октябрь сорок первого, отступление, бегство, хаос и безнадега. Они прорвали фронт, а мы застряли, взрывом рельсы разворотило, у нас полные вагоны раненых. Бой прямо тут, на товарной станции, надо новых подбирать. Сестрички не справляются, мы вместе с ними ползаем под огнем. Вижу, пулеметчика задело. Стал оказывать первую помощь, а немец прет и прет. Пришлось взяться за пулемет. Сколько их уложил, не знаю, не считал. Потом, как бой закончился, меня вывернуло наизнанку, хорошо, успел в лесок отбежать, а то перед сестричками стыдно.
Надя захлопнула духовку.
– После этого мы с тобой будем реагировать на трамвайных придурков, на урода Любого?
Он долго хмуро молчал, наконец произнес:
– До сих пор простить себе не могу, вот если бы в августе пятьдесят седьмого мы с мамой отпустили бы тебя на свидание к твоему англичанину…
– Ой, ладно! – Надя махнула рукой. – Ты-то в чем виноват? Вы дико перепугались, у мамы случился сердечный приступ. Какое свидание? Ну, встретились бы еще два-три раза, он бы все равно улетел.
– Хотя бы попрощалась с ним по-человечески, он бы потом прилетел. Может, жили бы сейчас с Леночкой в Англии.
– Пап, он замуж меня не звал.
– Просто не успел!
– Что теперь гадать – успел, не успел? Ну, допустим, позвал бы. Фиг бы меня отсюда выпустили. Ладно, даже и выпустили бы. Как ты это себе представляешь? Мы там, а вы с мамой здесь?
– Да, пустой разговор, глупые стариковские мечты. – Семен Ефимович кашлянул и добавил чуть слышно: – В Англии тебя бы уж точно никто никогда «жидовской сукой» не обозвал.
– Ну, обозвали бы «русской сукой», придурков везде хватает, принципиальной разницы не вижу, – Надя усмехнулась, – и вообще, все эти «если бы» не имеют никакого значения. Важно то, что произошло в реальности. Две летние недели с Безилом были мне тогда необходимы как воздух. Влюбилась по уши, почувствовала себя по-настоящему живой. Забеременела, хотя после тюремного кровотечения твои коллеги, медицинские светила, мне на такое счастье шансов не давали.
– Да пошли они, коллеги-светила с их прогнозами! Вот у мамы была интуиция! Помнишь, как она тебя разбудила и выгнала гулять рано утром, в день открытия фестиваля? Я тогда ушам своим не поверил. Она боялась толпы, тряслась за тебя и вдруг буквально взашей из дома вытолкнула. А накануне всю ночь не спала, новое платье тебе дошивала.
– Мг-м, крепдешиновое, с юбкой «полусолнце». И еще новые белые туфли-лодочки заставила надеть. Они терли нестерпимо.
– Да, а потом в Михеево стройматериалы завезли, я хотел один поехать, но она отправилась со мной, оставила тебя одну.
– Между прочим, именно ангел Клава стукнула вам, что я ночами приводила Безила, – ехидно заметила Надя, – интересно, как распознала в нем иностранца? Он вообще рта не раскрывал.
– Клава не говорила, что иностранец, сказала: на артиста похож, из кино «Мост Ватерлоо», только без усиков.
– Ох, вы тогда ко мне пристали со своими расспросами! Ну что мне стоило соврать, будто это был Роберт Тейлор собственной персоной?
Зазвонил телефон. Семен Ефимович дернулся, Надя его опередила, выскочила из кухни, закрыла дверь, схватила трубку, хотела сразу бросить и вдруг услышала:
– Мам?
– Леночка, маленькая моя, что случилось?
– Ничего, все в порядке, просто соскучилась. Улетишь в свою Африку, долго тебя не увижу.
– Никита спит?
– Перепутал день с ночью, вот, сидит тут рядышком, в санках, улыбается. Верхние зубы вылезли, сразу два, представляешь?
– Ну, слава богу, наконец-то! Давно гуляете? Не замерзли?