Александр всегда относился к отцу лучше, чем к матери. Он чувствовал, что его мать не любит отца, да и к нему она особых чувств не испытывала. С самого детства он не помнил материнской ласки. Целыми днями Маргарита Карловна занималась только собой. Фитнес, массажи, косметологи, шопинги, встречи с подругами и поездки с ними на море — все это раздражало сына. Он жалел отца, видя, как тот любит жену. Он никогда не разговаривал об этом с Владимиром Антоновичем, чтобы не ранить его. Александр успокаивал себя той мыслью, что если отца все устраивало в матери, то он не вправе вмешиваться в их отношения. Мать же чувствовала, что Александр в чем-то ее подозревает, и многозначительно смотрела на него, будто говоря: «Не лезь не в свое дело!».
Еще трижды отец наливал в рюмки коньяк. Друзья несколько раз порывались в бильярдную, но отец их останавливал.
— Не торопитесь. Посидите еще немного. Поговорите со мной.
— Володя, ребята хотели поиграть. Им неинтересно сидеть тут с нами.
— Я все понимаю. Николай, а ведь можно чаще приезжать к нам и играть сколько душе угодно. Семьи нет, детей тоже.
— Я постараюсь, Владимир Антонович. И действительно, Саш, — посмотрел он на друга. — Давай, посидим, поговорим с Владимиром Антоновичем.
— Как хочешь. Желание гостя — закон, — согласился Александр. — Тогда идем в гостиную.
Это была огромная комната в сто квадратных метров, уставленная дорогостоящей мебелью. В центре стояло фортепьяно, на котором давно никто не играл. Этот раритет был привезен из московской квартиры, когда семья вернулась из Германии. Квартиросъемщики аккуратно относились к фортепьяно, и оно выглядело, как новенькое. В молодости за ним любила музицировать Марта Готлибовна. Она опускала руки на клавиши, потом бойко перебирала пальцами, глядя куда-то в пространство и временами посматривая на ноты. Порой она улыбалась, на миг задерживала взгляд на сыне, Володе. Звуки становились веселее и ритмичней. Сын пританцовывал, держась за подол ее платья, а счастливый муж, Антон Вольдемарович, радостно улыбался. Отец Владимира Антоновича скоропостижно умер. Похоронив его в Москве, семья решила уехать в Германию к родственникам. Задержались там надолго. И только когда похоронили брата и сестру Марты Готлибовны, она не могла больше оставаться в чужой для нее стране. С ней согласились сын и внук, которые к тому времени были уже успешны в бизнесе.
Камин и картины, висевшие на стенах, говорили о незаурядном вкусе хозяина, который действительно был знатоком и ценителем изобразительного искусства. Все это создавало уют и располагало к отдыху.
Вся семья вместе с гостем расселась в креслах в большом зале. Маргарита Карловна села напротив Николая, Владимир Антонович рядом с сыном. Пока все ужинали в столовой, Галина попросила садовника разжечь камин. Так было всегда, когда приходили желанные гости. На небольшом столике стояли фужеры и, традиционно, красное сухое итальянское вино бороло, которое очень любила хозяйка дома. Фрукты и шоколад в замысловатых вазочках придавали столику праздничность. Владимир Антонович наполнил фужеры. Обстановка была самая подходящая для расслабленного общения. Глядя на хозяина дома, в глазах которого светилось счастье, ни у кого в мыслях не было покинуть этот уютный зал.
Когда время близилось к полуночи, Владимир Антонович сказал:
— Друзья, я очень благодарен, что вы сегодня так долго слушали меня. Надеюсь, что-то почерпнули из моей философии. Но знаете ли вы, что требование человека, чтобы его полюбили, — есть величайшее из всех самомнений. Так сказал Фридрих Ницше.
— Отец, и он прав.
Маргарита Карловна весь вечер не сводила глаз с Николая, который то смотрел на нее, то опускал глаза в пол. И Владимир Антонович неспроста процитировал немецкого философа. Он заметил взгляды жены на молодого красивого парня. Она, почти не скрываясь, скользила глазами по его мускулистым плечам, узким бедрам и длинным ногам. Николай был одет в полинявшие джинсы и обтягивающую белую футболку. Их глаза неоднократно встречались. Женщина не прислушивалась к мужским разговорам, мечтательно углубившись в себя. Владимир Антонович, как и всегда, делал вид, что не замечает поведения жены, и не устраивал сцен ревности. Он настолько восхищался ее красотой, что боязнь когда-нибудь потерять ее навсегда, уже превратилась в полноценную фобию. Все еще долго сидели у камина, пили вино и смеялись. Уже совсем за полночь Николай вызвал такси. Провожая его, Маргарита Карловна незаметно дотронулась до его руки и нежно ее пожала.