Горький шоколад

Каллиста мало знала об этом «кондитерском» бытии своей сестры. Ариадна не делилась с ней подробностями. Она просто исчезала по вечерам, а к утру возвращалась, довольная, счастливая, усталая, и ложилась спать. А поднявшаяся ни свет ни заря Каллиста бежала к своим ученикам, затем хлопотала по хозяйству, чтобы под вечер упасть, опустошенной до дна, в кровать и забыться.

Порой Ари вовсе не возвращалась домой, если ее вдруг настигала очередная пламенная «любовь», одним мастерским ударом укладывавшая в мужскую постель.

И все же Калли бывала в «Гусиных лапках», в том ночном клубе, где работала сестра. Ариадна таскала ее туда для собственных репетиций, ненавязчиво сделав личным учителем по вокалу. Каллиста, с ее абсолютным слухом и безупречным голосом, оказалась прекрасной советчицей, как исполнять ту или иную песню, подмечала малейшую фальшь и отчаянно ругала за ошибки, заставляя доводить каждую композицию до совершенства.

Во многом благодаря своей строгой и серьезной сестре Ари добилась ошеломляющего успеха, подобно гигантской волне вознесшего ее к небесам обетованным. Обожая праздность и лень, она вряд ли сумела бы достичь высокого профессионального уровня, позволявшего сочетать техническое мастерство с душевной страстью.

Увы, без Калли сладкая Ариадна-Монпансье не стала бы мечтой всех мужчин в крохотном городке Эшер.

…Каллиста оперлась на круглый столик трюмо и посмотрела на себя в зеркало. Нет, в зеркале была не она, не скромная Калли — в глубоко декольтированном бархатном черном платье, усыпанном стразами, с распущенными волосами, схваченными у висков сияющими заколками, в длинных, по локоть, перчатках и на легких высоченных шпильках.

И одежда была не ее, и лицо было не ее, с густо обведенными черным карандашом глазами, отчего они казались непроницаемыми, кукольными; с наклеенными ресницами, алыми блестящими, как будто припухшими, губами и подрисованной жирной мушкой на левой скуле.

Это не она.

Ей самой чертовски хотелось узнать, что же заставило ее примерить эту прекрасную чужую маску. Нет, не слезные мольбы Ариадны. Она могла бы отказать ей, твердо и категорично. Как прежде. Это вовсе не из-за сестры.

Просто в голове как будто что-то вспыхнуло. Небольшое короткое замыкание, в результате которого проскочила мысль-искра, мысль-картинка. Каллисте вдруг отчаянно, до судорог захотелось стать хотя бы раз кем-то иным. Кем угодно. Хоть Ариадной-Монпансье.

И она ей стала.

Калли снова внимательно посмотрела на свое отражение. Черный ей к лицу. Ей или Ариадне? Им обеим. Но, если бы у нее имелось подобное платье, она бы обязательно избавилась от стразов. Они лишние. Для загадочного образа требуется глубокий абсолютный черный, вызывающе-траурный. И никаких украшений.

А вот макияж бы она оставила, разве что легкомысленную мушку стерла. В этом сценическом гриме было что-то колдовское, завораживающее. У нее самой бежали мурашки, когда она мысленно представляла себя — такую.

Во всем облике осталось бы лишь три цвета — самых главных: черный бархат, белая плоть и алый соблазн губ.

Какое имя соответствует этому новому обличью?

— Атрофанеура семпера!

Негромкий низкий мужской голос прозвучал неожиданно. Испуганно вскрикнув, Калли обернулась.

Незнакомый субъект подпирал плечом дверной косяк. Он был весь в черном: черные джинсы, черный свитер, черный кожаный пиджак. Волосы у него были тоже черными, а глаза — неожиданно светлыми. Голубые или серые, а может, серо-голубые. Но они светились. Так светится лед, когда по нему скользит солнечный луч.

Узкое лицо — смуглое, подбородок зарос двух- или трехдневной щетиной, тщательно культивируемой: упаси Боже, если на этой щетине волоски на миллиметр станут больше или меньше!

Его возраст колебался между тридцатью пятью и сорока годами. Годы врезались резкими складками у крупного жесткого рта и продольными линиями под глазами. Подбородок у него казался раздвоенным: точно посередине пролегала заметная вмятина.

— Атрофанеура семпера, — повторил незнакомец и, отделившись от косяка, шагнул в душную комнатку без окон, которую Ариадна гордо именовала личной гримерной. — Ее стоит увидеть. И вы ее обязательно увидите. Я вам это обещаю.

— Вы кто? — спросила она, и ее рука невольно коснулась горла, пересохшего от предчувствия беды.

Незнакомец уже сидел на хлипкой кушетке, где валялась одежда, в которой Калли пришла сюда: джемпер и длинная юбка. Он прислонился к стене и непринужденно перекинул ногу на ногу.

— Мое имя вам ничего не скажет, потому что вы — не Ариадна.

Она не Ариадна! Этот аноним разгадал их маскарад. И он знает ее сестру.

Каллиста вспыхнула и содрогнулась. И озадачилась. Пусть даже, он понял истину, но сюда-то зачем пришел? Подтвердить свою догадку? Однако непохоже, чтобы он испытывал сомнения. Тогда — чтобы разоблачить? Но какой от этого толк? Ничего криминального они не совершили.

— Что вам надо? — Она продолжала стоять.

Незнакомец улыбнулся. Холодные льдистые глаза смотрели на нее как на редкий экземпляр экзотического насекомого: придирчиво и с интересом.