Горький шоколад

Были и спецсекции, где мы одевались. Мы – жены партийных работников. Слуг народа. А народ тогда томился в очередях за куском колбасы.

Мне было немного неловко, но… Я ни от чего не отказывалась.

Мы с тобой ни в чем не нуждались, ни в чем. Немецкая коляска, чешская шубка, югославская обувь… Ты была одета как куколка! Ведомственный детсад – с черной икрой, фруктами не по сезону. Елки в Кремле, путевки в лучшие санатории Крыма…

Ну а про все остальное… Я тебе не скажу. Потому что стыдно. Стыдно матери говорить такое дочери.

Хотя нет, скажу! Смелости наберусь и скажу. Как мутило от его запаха, от прикосновения. Как я с удовольствием подмечала его огрехи, и мне становилось от этого легче. Как ненавидела. Все расскажу. Если смогу. А я смогу, обещаю тебе!

Чтобы была тебе наука, девочка! Любимыми не бросаются и любимых не предают!

Ох, какая же это правда! Нина Фролова была права.

Кстати, эта Фролова поехала за твоим отцом! После суда. Сначала носила ему передачи. Нашла адвоката. Достала денег. Срок дали минимальный.

И после суда поехала за ним. Поселилась в селе, в шести километрах.

В Москву они потом не вернулись – осели в Саранске.

Поженились, родили сына. Живут счастливо.

Она приезжала как-то, эта Нина. Нашла меня. Просила дать ей твои фотографии. Я не дала. Решила, что ни к чему. Где он и где мы? К тому же ты называешь отцом другого человека.

И он тебя, кстати, любит! Надеюсь, что ты это всегда ощущала. По-моему, ты единственная, кого он любит.

Ну, вот и все, моя дорогая! Все я тебе рассказала. Без утайки. А теперь сама делай выводы.

И сели ты сделаешь их правильно, я буду жить с ощущением, что моя жизнь – дурацкая и нелепая – все же прошла не зря.

Кое-чему я тебя научила. Ну, как смогла. Извини…