Горький лимонад

— Знаю, — вздыхаю я. — Отсутствие какой-либо интимной жизни между мной и Лэндоном должно было бы повести меня налево, но нет. Я старомодна.

— Ну, и что же я могу сделать, чтобы исправить это? — спрашивает Джегз.

Я делаю паузу, раздумывая, и это занимает у меня около минуты... следует ли мне остаться или я должна уйти? Мой мозг уже не работает... то есть, мой мозг уже давно убежал за эту дверь и не может остановить меня от фразы:

— Что ты делаешь, если девушка уже давно не опустошала посиневшие... ну, знаешь…

— Ты даже не можешь сказать слово «яйца»? — шепчет он в мое ухо.

Я закрываю глаза и кладу голову Джегзу на грудь. Она намного тверже, чем я думала.

— Нет, не могу.

Я не должна прикасаться к нему. Но его грудь не так плоха, кстати.

— Что бы я сделал, чтобы опустошить посиневшие яйца женщины? — мурлычет он в мое ухо. От его слов я покрываюсь мурашками в лучшем смысле этого слова. Хотя, вообще-то, в самом худшем, потому что я не должна делать этого!

Обеими руками он скользит вниз, пока не располагает ладони на моих ягодицах. Джегз мягко сжимает их, и желание между моих ног становится невыносимым.

— Ты все ухудшаешь, боль только усилилась, — говорю я, едва дыша. Я сдаюсь. Мне нужно это. Я хочу этого. И мне все равно, что он будет думать обо мне после этого.

Теперь он скользит руками под резинку моих пижамных штанов, и его кожа соприкасается с моей.

— Боль создает удовольствие, — говорит он. Его слова пульсируют внутри меня, усиливая все ощущения.

Пальцами он впивается в мои ягодицы, и боль резко превращается в нечто другое. Я ощущаю тупую пульсацию где-то внутри, и мое тело двигается к Джегзу навстречу, прижимаясь к его жесткому стволу. Он, должно быть, понимает мой намек, что я завожусь все больше, поэтому рукой он обхватывает мое бедро, а пальцем кружит по той точке, прикосновение к которой вызывает отчаянные стоны из моего горла. Все мое тело дергается и тяжелеет от его прикосновений, когда Джегз входит в меня пальцами, и мое естество словно затягивает их внутрь. Колени подгибаются, и я не уверена, что смогу устоять на месте, но движения его пальцев не прекращаются. Я плотно сжимаю бедра, позволяя удовольствию поглотить каждую частичку моего тела. Джегз невероятно опытен, потому что безошибочно приближает меня к краю, нажимая на скрытые точки. Неужели у каждой женщины это одно и то же место? Он с легкостью его нашел. Его рука становится все более влажной, она плавно скользит между моих ног, ускоряя движения. Я осознаю, что пальцами впиваюсь в его бицепсы, и теперь еще и опираюсь на его колени, пока он удерживает меня на месте. У меня еще никогда не было этого стоя. Но вот она я, практически сижу на коленях у мужчины, который доставляет мне удовольствие. Джегз просовывает свое колено между моих ног, и это делает все действо еще более неправильным, чем было минуту назад.

Другой рукой он удерживает мою спину, я откидываюсь на него, как на кресло, предоставляя ему более легкий доступ и возможность довести меня до точки плавления.

— Это так восхитительно, пожалуйста, не останавливайся. О, Боже, ты восхитителен.

— Куколка, я никогда не остановлюсь, если это то, что тебе нужно, — его голос такой хриплый и уверенный. Он настолько уверен в себе и своих действиях, вся эта ситуация не кажется для него неловкой, и от этого все становится проще и доставляет еще больше удовольствия.

Он скользит в меня еще одним пальцем, и я легко его впускаю. Давление увеличивается, и я уверена, что через минуту разбужу весь дом, кончая, но не хочу, чтобы это заканчивалось так быстро. Я хочу, чтобы это продолжалось так долго, как только возможно.

Через минуту мое тело ослабевает, но давление внутри только нарастает, и пульсация превращается в неконтролируемую дрожь. Тепло заполняет каждый миллиметр моего тела, и онемение переходит в ощущения, которых я еще никогда не испытывала. Они сотрясают меня, словно раскаты грома. Я вскрикиваю, когда мое тело дергается, и чувствую, как Джегз отстраняет руку, а затем скользит ею по моим бедрам и спине, что создает круговой виток волн удовольствия, отчего я содрогаюсь еще раз.

И теперь я в ужасе. Сразу. Я позволила этому мужчине сделать со мной то, чего никогда не позволяла никому, с кем не состояла в моногамных отношениях. Он не пытался поцеловать меня или сдвинуться с места. Не уверена, хорошо это или нет, но это не должно произойти снова. Но мне, вероятно, захочется, чтобы это повторилось.

— Ты в порядке? — шепчет он мне в ухо.

Я не могу выдавить ни звука, поэтому я просто киваю.

— Это был виски? Ты будешь ненавидеть меня утром? — спрашивает он.

— Может быть, — всхлипываю я. — Но, может, и наоборот.