Горький конец

Рекс Стаут «Горький конец»

Глава 1

Старый каменный особняк на Западной Тридцать пятой улице Нью-Йорка, расположенный недалеко от Гудзона и служивший Ниро Вулфу одновременно жилищем и конторой, посетила беда; она заползла во все щели и поселилась в каждом углу, так что спастись от нее было негде.

Фрица Бреннера свалил грипп.

Случись заболеть Теодору Хорстману, нянчившему в оранжерее под крышей три тысячи орхидей, это еще можно было вынести, хотя хлопот и не оберешься.

Подцепи заразу я, Арчи Гудвин, секретарь, телохранитель, извечная заноза и козел отпущения, Вулф побрюзжал бы и покапризничал немного больше обычного — и все. Фриц же был поваром, причем настолько выдающимся, что сам Марко Вукчич, владелец знаменитого ресторана «Рустерман», однажды предложил за него совершенно баснословную сумму, а в ответ услышал категорические «нет» как от Вулфа, так и от самого Фрица.

В тот ноябрьский вторник Фриц не появлялся на кухне вот уже третий день кряду, и последствия грозили обернуться катастрофой. Я опущу некоторые душераздирающие подробности — например, отчаянную воскресную битву Вулфа с двумя утятами, закончившуюся его полным посрамлением, — и перейду сразу к главному.

Итак, вторник, время обеденное. Мы с Вулфом сидим за столом. Я уписываю за обе щеки консервированные бобы, банку которых приобрел в деликатесной лавке. Мрачный как туча Вулф, широкая физиономия которого за последние дни непривычно вытянулась, угрюмо зачерпнул нечто ложкой из только что открытой маленькой стеклянной баночки, аккуратно нанес это нечто на ломоть хлеба, откусил и принялся жевать. В следующую секунду с пугающей неожиданностью как гром среди ясного неба раздался взрыв — словно разорвался десятидюймовый снаряд. Я со свойственным мне проворством выпустил сандвич и прикрыл лицо руками, но поздно. Комочки пищи и мелкие кусочки намазанного хлеба изрешетили меня, словно шрапнель.

Я бросил на Вулфа испепеляющий взгляд. Потом взял салфетку и извлек из уголка глаза какую-то клейкую дрянь.

— Если вы надеетесь, что вам это сойдет с рук, — заговорил я голосом, звенящим от справедливого гнева, — то вы жестоко…

Завершить тираду мне не удалось. Багровый от злости Вулф вскочил на ноги и загромыхал по направлению к кухне. Я остался сидеть за столом. Закончив утираться и все это время прислушиваясь, как Вулф плюется и срыгивает в кухонную раковину, я взял злополучную баночку, заглянул внутрь, а потом принюхался. Внимательно изучил этикетку. Все четко и лаконично:

ЛАКОМСТВА ОТ ТИНГЛИ

— с 1891 г. —

Лучший печеночный паштет № 3

Я все еще принюхивался, когда появился Вулф, державший в руках поднос с тремя бутылочками пива, изрядным ломтем сыра и кругом салями.

— Последнему, кто меня оплевал, — вскользь заметил я, — я всадил в брюхо три пули.

— Пф! — холодно фыркнул Вулф.

— Он хотя бы старался выразить свои чувства, — не унимался я, — тогда как вы только юродствуете, пытаясь доказать всему миру, что являетесь непревзойденным гурманом…

— Замолчи, — буркнул Вулф. — Ты его пробовал?

— Нет.

— Попробуй. Он напичкан ядом.

Я воззрился на Вулфа с подозрением. Десять к одному, что пройдоха водит меня за нос, но, с другой стороны, Нью-Йорк и вправду кишит личностями, которые спят и видят, как Вулф сыграет в ящик; некоторые из них уже пытались ускорить его кончину. Я взял ложку, поковырялся в банке, извлек кусочек паштета величиной с горошину и поместил в рот. В следующий миг я поспешно, но не теряя достоинства, сплюнул на салфетку, прошагал на кухню, тщательно прополоскал пылающую пасть, вернулся в столовую и принялся жевать соленый укроп. Когда пожар во рту унялся, я снова потянулся к банке и принюхался.

— Забавно, — хмыкнул я.

Вулф угрожающе рыкнул.

— В том смысле, — поспешно исправился я, — что я ни черта не понимаю. — Как мог какой-то злоумышленник покуситься на вас? Я купил эту банку в «Брегеле», сам принес домой, собственноручно вскрыл и, готов поклясться, что крышка не была повреждена. А за вашу безобразную выходку я вас не виню, хотя и оказался на линии огня. Если Тингли раздобыл какие-то экзотические специи, чтобы попытаться с их помощью разжечь угасающий аппетит американцев…

— Хватит, Арчи. — Вулф отставил пустой стакан в сторону. Мне еще никогда не приходилось слышать, чтобы он говорил столь угрожающим тоном. — Меня вовсе не удивляет, что ты не в состоянии по достоинству оценить это отвратительное происшествие. Я бы еще мог простить, если бы какой-нибудь загнанный в угол или мстительный враг попытался меня пристрелить, но такое я никому не спущу. — Он снова рыкнул. — Еда! Моя еда. Ты же знаешь, как я отношусь к пище. — Он погрозил банке пальцем, голос задрожал от гнева: — Тот, кто это сотворил, горько пожалеет о содеянном.