Горький хлеб (Часть 3)

- Уж ты прости меня, батюшка. Силушки нет, дозволь денька два отлежаться. В ногах ослаб, грудь разломило...

- Будя врать, козел паршивый. А ну, поднимайся! - снова прокричал Кирьяк и хлестнул старика нагайкой.

Болотников шагнул к обидчику, высказал с упреком:

- Пошто старого бьешь? Хворый он, вот-вот ноги протянет.

Кирьяк сошел с коня, недобро усмехнулся, оскалив белые крепкие зубы, и больно полоснул Иванку нагайкой.

Болотников вспыхнул, гневно сверкнул глазами, подступил к Кирьяку, оторвал его от земли и швырнул в речку.

Работные люди, проходившие мимо, остановились, сгрудились. Один из них тихо и зло высказал:

- Дорофей - зверь лютый. Десятки мужиков насмерть забил. Совсем утопить бы его, братцы. У-у, ирод!

К речке начали сбегаться земские ярыжки. Объезжий голова по самую грудь завяз в тине. С налитыми кровью глазами с трудом выбрался на берег и в бешеной злобе двинулся на дерзкого парня, вытянув из ножен саблю.

- "Сам пропал и мирское дело загубил", - с горечью подумал Болотников.

Глава 28

В ДЕРЕВЕНЬКЕ УБОГОЙ

Уезжая в Москву, князь Андрей Андреевич имел с приказчиком тайную беседу.

- В монастырь настоятелю дарохранительницу отвези да крест напрестольный. Пусть молебен отслужит по сестрице. А по пути к соседу загляни. У Митрия Капусты мужички разбредаются. Дворянишку худородного обласкай, напои, а крестьян в вотчину перемани. Выдай им по два рубля, подрядные грамоты состряпай. Вообще, сам знаешь - не впервой.

- Нелегко будет, отец родной, царев указ рушить. Неровен час прознают в Поместном приказе7, тогда быть беде, - покашливая в бороденку, произнес Калистрат.

- То моя забота. Делай, что ведено. Радение твое не забуду...

...Ранним утром, прихватив с собой Мокея и трех челядинцев с самопалами, Калистрат выехал в Подушкино. Всю дорогу молчал, раздумывал, как сподручней подойти к дворянину - соседу. Князю-то легко указывать. Митрий Капуста - человек крутой, своевольный да бражный. При покойном государе Иване Васильевиче в опричниках8 служил, боярские вотчины рушил. Попади ему под горячую руку - по голове, словно разбойник, кистенем шмякнет - и прощай белый свет. А нонче, сказывают, Капуста не в себе: поместьишко захирело, а сам в запой ударился.

Подушкино - верстах в семи от княжьей вотчины. Убогая деревенька в двадцать дворов. С давних пор осели здесь старожильцы да новоподрядчики крестьяне подмосковные.

Проезжая полями, не тронутыми сохой и проросшими диким разнотравьем, Калистрат сокрушенно качал головой

- Запустела нива у Митрия. Един бурьян на землице. Ай, как худо живет Капуста.

Въехали в деревеньку. Тихо, уныло. Покосившиеся курные избенки под соломенной крышей, ветхая деревянная церквушка.

Неказист и сам терем дворянский: большая, в два яруса изба с подклетом.

На крыльце сидел большеголовый лохматый мужчина босиком, в просторной кумачовой рубахе.

- Дома ли господин? - спросил приказчик.

- Аль не зришь, дурень, - позевывая, ответил мужик.

Калистрат поспешно сошел с коня, поясно поклонился Капусте.

- Прости, батюшка. Не признал со слепу. Здоров ли, Митрий Флегонтыч?

Капуста поднял на приказчика голову. Лицо помятое, глаза мутные, осоловелые. Изрек хрипло:

- Чего тебе, христов человек?

- Не дозволишь ли в дом войти, Митрий Флегонтыч?

- Ступай мимо, христов человек, - лениво отмахнулся Капуста.

- Ну, да бог с тобой, батюшка. Поедем, однако, ребятушки, неволить грех. Токмо и попросились к тебе за малым. Потрапезовать надумали с православными да чарочкой винца рот промочить. Винцо-то у меня зело доброе.. Прощевай, сердешный, - лукаво блеснув глазами, промолвил Калистрат.

Капуста, прослышав о вине, мигом ожил и с крыльца поднялся.

- Погодь, погодь, христов человек. Добрый я седни. Айда в терем.

Приказчик подмигнул челядинцам. Те отвязали от лошадей поклажу со снедью и вином, внесли в хоромы.

"То-то мне терем, хе-хе. Как на полях голо, так и в избе", - с ехидцей подумал Калистрат.

Дубовый стол, широкие лавки вдоль стен, изразцовая печь, киот с тускло мерцающей лампадой да два поставца с немудрящей посудой - вот и вся утварь.

Внутри избы стоит полумрак. Небольшие оконца, затянутые слюдой, едва пропускали дневной свет в горницу, скудно освещая бревенчатые стены, по которым ползали большие черные тараканы.

- Фетанья-я!- рявкнул густым басом Митрий Флегонтыч.

Из сеней в горницу вошла неприметная сухонькая старушонка в ветхом летнике и в темном платке на голове. Низко поклонилась гостям.

- Чего седни в печи, старая?

- Горох тертый, кисель овсяный да горшок молока, батюшка. А ушицу язевую да щти еще вчера приели, - вздохнув, вымолвила стряпуха.

- Да уж ты не утруждай себя, Митрий Флегонтыч. Угодили мы к тебе в неурочный час. Сделай милость, откушай с нами, чарочку испей.

- Присяду, пожалуй, - согласно мотнул бородой Капуста, поглядывая на ендову с вином. - Откуда имя мое ведомо?

- Сосед ты наш, батюшка, а мы - князя Андрея Андреевича Телятевского людишки. В монастырь пробираемся. Пожаловал князь монастырю на день Феодосии дарохранительницу да крест напрестольяый. Туда и спешим с божьим именем.