Горький хлеб (Часть 2)

- Землицы-то всего пятьдесят десятин. Кой разговор. Пару дней - и вся недолга. Потом со своей в три дня управитесь, а там и троица святая подойдет. Ходи веселей, сердешные.

- Не до веселого нам, приказчик. Голодуха замаяла, животы подвело. Завтра на княжье изделье3 не пойдем. Свой клин сеять надо. Эдак от всех мужиков я говорю, - веско произнес Исай.

- Истинною правду Исай сказывает. Не под силу нам теперь княжья пахота, - поддержал Болотникова Семейка Назарьев.

Шумно стало. Мужики все разом заговорили, закричали, наступая на приказчика.

- Вконец замучились на господском поле!

- Ребятенки с голоду мрут. Кони дохнут!

- Своя землица заждалась. Вона как солнышко греет.

- Так что передай князю - завтра свои десятины пахать зачнем, - твердо высказал приказчику Исай.

Калистрат спрыгнул с телеги, кивнул головой Мокею и пятидесятнику.

- Бунтовать, сердешные, вздумали. Противу князя своеволить! приказчик ткнул пальцем в сторону Болотникова. - Этого взять и на цепь посадить. Больно говорлив стал.

На Исая надвинулись княжьи люди. Побледнев лицом, Иванка оттолкнул их от отца.

- Не трогайте старика. Он вам худа не делал.

- И этого звереныша ваять! - визгливо прокричал приказчик и ожег Иванку кнутом.

Мокей схватил Иванку за руку и больно заломил ее за спину. Болотников с трудом вывернулся и что было силы ударил Мокея в широкий мясистый подбородок. Телохранитель охнул и осел возле телеги, стукнувшись непокрытой головой о спицы колеса.

- Не дерзи, Иванка, сгинешь, - предупредит сына Исай. - Ему уже вязали руки веревками.

Однако Иванка не послушал. Горяч был в гневе молодой Болотников. На него накинулись оружные люди, пытаясь свалить на землю. Но не тут-то было. На селе в кулачном бою не было Иванке равных. Сильный и верткий, он отбивался как мог.

Помог дружинникам очнувшийся возле телеги Мокей. Он лежа обхватил длинными ручищами Иванку за ноги и дернул на себя. Иванка ткнулся на колени, тут уже на него дружно навалились обозленные челядинцы и накрепко скрутили руки веревками.

- А ну, гэть, мужики! - взыграла в Пахоме казачья вольница. Он кинулся к крайней избе и выдернул кол из частокола.

- Верна-а! Неча терпеть! - разъярились мужики и тоже ринулись за кольями.

Оружные люди попятились от разгневанной толпы, оставив возле телеги связанных Болотниковых. Тогда пятидесятник Мамон выхватил из-за кушака пистоль и закричал зычно и свирепо:

- Осади назад! Палить зачну!

Но взбунтовавшихся крестьян уже было трудно удержать. Вот-вот и колья замелькают над головами княжьих людей.

"Вот и конец тебе, Пахомка", - злорадно пронеслось в голове Мамона.

Бухнул выстрел. Но пятидесятник промахнулся. Выпалили поверх толпы и дружинники из самопалов.

Крестьяне шарахнулись в стороны: противу пистолей да самопалов не попрешь. Да и смерть принимать никому не хотелось.

Дружинники схватили Пахома, Семейну Назарьева и вместе с Болотниковыми повели в княжий застенок.

Глава 14

В ЗАСТЕНКЕ

Звякнула ржавая цепь. Иванка вытянул ноги, стиснутые дубовыми колодками4. Железный ошейник больно сдавил горло. Болотников зло сплюнул и придвинулся к прохладной каменной стене. Ни встать, ни лечь, и темь - хоть глаза выколи. В застенке сыро, зябко. Холодные, тягучие капли падают с потолка на курчавую голову. Иванка пытается передвинуться, но коротка цепь и железа5 давят.

Застенок - в подвалах княжьего терема. Когда-то старый покойный князь возводил белокаменный храм Ильи Пророка в своей вотчине. Оставшимся камнем повелел Телятевский мастерам выложить подвалы терема, где хранились огромные дубовые бочки со столетними винами. Тогда же приказал князь соорудить глубоко в земле под подклетом для острастки непокорных холопов темницу.

Шаги - гулкие, словно удары вечевого колокола. В застенок по узкому каменному проходу спускался Мокей с горящим факелом и ременным кнутом. Отомкнул висячий пудовый замок на железной решетке, втиснулся в темницу, окинул молодого Болотникова злорадно ехидным взглядом и приставил факел к стене.

- Не зябко на камушках?

Иванка не ответил, бросив на телохранителя недобрый взгляд.

- Молчишь, нищеброд? Ничего, сейчас я тя подогрею.

Мокей взмахнул рукой и ударил Болотникова кнутом.

- Примай гостинчик, Ивашка!

Болотников до крови стиснул зубы, кольца волос пали на лоб.

- Сызнова молчишь? Ну, получай еще!

Жжих, жжих!

Свистит кнут - раз, другой, третий... Цепи звенят, ошейник душит, стискивает горло. Рубаха прилипла к телу, потемнела от крови. Но Иванка молчит, лишь зубами скрипит да глаза как уголья горят.

Погас факел. Вдоволь поиздевавшись над узником, усталый Мокей зло прохрипел:

- Топерь будешь знать, как гиль среди мужиков заводить.

На ощупь отыскал факел и вышел из темницы.

Иванка попытался привстать. Все тело горело, больно ныло, лицо мокло, в глазах круги.

"Лежачего в железах избивает, пес. Ну, погоди, придет и твой час", негодовал Болотников.

А по соседству, в таком же темном подвале томился Пахом Аверьянов. Его не заковали в цепи, лишь на ноги вдели колодки.

В первый день ничем не кормили. Утром холоп Тимоха принес в деревянной чашке похлебку, горбушку черствого хлеба, луковицу да кружку воды.