ГОРЬКИЙ ДЫМ КОСТРОВ

– Мало ли что было! Ошибался, теперь понял.

– Кто об этом скажет?

– А мы на что?

– Так считаете – поверят?

– Ты о всяком таком поменьше думай, вот тебе мой совет. Воюй как воюешь – и будет порядок.

– Ну, спасибо вам, Иван Иванович, – парень оттаивал на глазах.

А потом за него почему-то взялась партизанская контрразведка. И почему-то стала предъявлять ему невероятные, казалось бы, обвинения. Якобы он заслан к партизанам фашистами. Якобы и девушку-то оставили в живых только для того, чтобы он ее «спас» и таким образом вошел в доверие к партизанам.

И самое невероятное состояло в том, что это была чистейшая правда. Объявился, например, – не здесь, совсем в другом месте, якобы убитый им горбоносый изверг-штурмфюрер.

– Я откуда знаю! – отчаянно защищался парень. – Может быть, не убил я его, а только ранил?

– Ну да! А дырка во лбу? С таким ранением одна только дорога – в могилу. И даже отправили его туда – с музыкой, с салютом, на глазах всего поселка. А твой горбоносый сразу же после похорон оказался почему-то не в пекле, а в эсэсовском санатории в Баварии. Как ты объяснишь это чудо?

Симпатичный белозубый парень, припертый к стене неопровержимыми доказательствами, вынужден был признаться во всем.

А убитые им в боях фашисты?

Как и «спасенная» девушка – это было платой за доверие партизан. Платой, прямо скажем, не слишком высокой. Что значили для гитлеровского командования жизни каких-то двух-трех простых солдат, когда впереди вырисовывалась заманчивая перспектива внедрения этого ловкого агента в ряды Красной Армии.

ЧЕЛОВЕКА ЖАЛКО!

Нет, явно недооценили партизаны хитрого капитана Шредера! Вот и еще одного его посланца – Федьку проворонили.

Он явился к партизанам в ореоле героя. Шутка сказать: среди белого дня, при многих свидетелях, разрядить обойму в ненавистную всему поселку полицейскую сволочь!

В группе Федька вел себя самым похвальным образом. И боевой, и компанейский, и щедрый – настоящим легким табачком, которого он притащил с собой полные карманы, с партизанами делился не жалея.

А потом Федьки не стало. Нет день, другой. Сбежал! Сначала никто ничего не мог понять. Что такое? Почему сбежал? Внедренный? Но почему тогда вдруг сорвался? Все у него шло хорошо. Никто ничего не заподозрил.

Позднее, когда стали подробно анализировать, обратили внимание на тот факт, что сбежал-то Федька после появления в группе нового человека, псковитянина родом. До этого Федька утверждал, что он сам из Пскова, кривлялся без конца: «Мы пскопския!» … А, возможно, на самом деле он никогда не бывал в этом городе и побоялся чем-нибудь выдать себя ненароком перед настоящим псковитянином.

Некоторые из тех, что, как говорится, задним умом крепки, вспомнили теперь, что Федька осторожно, исподволь, тянул из них всякие сведения о руководстве группы, в том числе и о личности политрука.

Но все это лишь подозрения, догадки. Верны они или неверны, мог бы сказать один только Федька. А до него не добраться. Вынырнул, правда, он снова. Но при фашистской комендатуре районного центра. Попробуй дотянись туда!

И все-таки…

Однажды отправился руководитель группы вместе с Иваном Ивановичем к железнодорожной линии выбирать новое «лежбище» для разведчиков – старое пришлось покинуть из-за того, что рядом партизаны взорвали путь и там работала фашистская восстановительная команда.

Спрятали сани в ближнем лесочке, а сами скрытно подобрались к путям.

Им повезло. Быстро нашли подходящую выемку, защищенную и от глаз, и от ветра. И главное – возле небольшого гарнизончика, охранявшего переезд. Уж здесь-то разведчиков искать не станут. С гарантией!

Можно было возвращаться. Осторожно выбрались на дорогу, Смотрят: совсем рядом… Федька! Тот самый засланный. Не торопясь, спокойно, по-хозяйски нагружает дровами комендантские сани. Чуть в стороне несколько солдат. Костер развели, хлопают руками, притопывают – греются.

Оба они переглянулись и, не сговариваясь, поняв друг друга по одному взгляду, пошли к Федьке. Открыто, не таясь, чтобы гитлеровцы раньше времени не заподозрили неладное.

– Здорово, псковской!

Иван Иванович, как доброму другу, протянул Федьке руку. Другой рукой он придерживал свой трофейный автомат «шмайссер», который кое-как запихал за полу шубы. А Проценко в это время, стоя спиной к солдатам, целился в Федьку из пистолета.

– А ну-ка, давай в сани! Живо!

Побелел Федька. Понял: одно только слово, один-единственный жест – и конец.

Послушался. Проценко и Фризен тоже запрыгнули вслед за ним в комендантские сани.

– Гони! Вон туда!

Рванули к лесу – только снег пылью из-под полозьев. Солдаты хватились, отбежали от костра:

– Эй! Теодорка! Куды! Куды!

Поздно!..

Подъехали к тому месту, где стояли надежно запрятанные между молодых сосенок свои розвальни. Фризен пересел на них. Поехал впереди, руководитель группы с Федькой – сзади.