Горькие ягодки

И почему пожилая уставшая врач, насколько я понимаю, оставляет меня в больнице? Ведь, если бы меня отпускали домой, мне бы точно не задавали такое количество вопросов.

Среди вопросов есть и такой, который вгоняет меня в краску. Врач спрашивает, с какого возраста я живу половой жизнью. Я отвечаю, что половой жизнью не живу. И первый раз вижу эмоции на бесстрастном лице врача.

– Откуда в таком случае беременность? – с весёлым удивлением спрашивает она.

– Какая беременность? – не понимаю я.

– Беременность сроком 5-6 недель. Повышен тонус матки, существует угроза выкидыша. Вам показана госпитализация.

Я ничего не понимаю из того, что она говорит. Какая беременность, какой тонус? Причём здесь я?

– Сколько у Вас половых партнёров? – спрашивает врач.

Я смотрю на неё во все глаза. Да что ж это такое, в конце концов? Я, что, сплю и вижу дурной сон?

– Девушка, будьте добры, отвечайте, – безразлично-устало говорит врач.

– У меня нет половых партнёров. Я… я один раз всего… Как это может быть?

– Значит, в этот один раз у Вас была овуляция и наступила беременность.

Меня начинает бить нервная дрожь. Я отказываюсь понимать суть происходящего. Этого не может быть, это всё происходит не со мной. Нянечка приводит меня в отделение, где мне выдают больничный халат и тапочки. После этого медсестра, молодая веснушчатая девчонка с густо накрашенными ресницами и собранными в хвостик русыми волосами, делает мне дико больной укол в ягодицу. Боль на время отвлекает меня. Я морщусь, чуть не плача.

– Ничего, зато ребёночка сохранишь, – весело успокаивает меня медсестра.

Потом она отводит меня в палату. Палата довольно-таки большая, целых восемь коек. Шесть из них заняты.

– К окну не ложись, там дует, – доброжелательно говорит мне рыжая девчушка, с аппетитом поглощающая золотистые блинчики. Их у неё целая тарелка.

– Спасибо, – на автомате отвечаю я, подхожу к дальней от окна кровати, присаживаюсь, но тут же вскакиваю от боли в ягодице.

– Всё ясно с тобой. Тоже угроза. Возьми, приложишь, полегче станет, – порывшись в тумбочке, протягивает мне капустный лист полненькая женщина лет тридцати, – меня, кстати, Маша зовут, – представляется она.

Рыжая девчонка оказывается Верой, есть ещё Надежда и Наташа.

– А это Ольга, – указывает на спящую темноволосую девчонку Вера, – но она после наркоза, ей не до разговоров.

– ЭКО выкинула, говорит, второй раз уже такая песня.

– Да, ЭКО это дело такое…

– У неё у мужа, вроде, сперма слабая, тридцать процентов живчиков всего…

– Ну, тридцать процентов это ничего ещё…

– Но, конечно, мучения всякий раз какие…

– И за что нам всё это…

– Мужикам хорошо, только и знают, что удовольствие получать, а нам мучайся…

– А мне, прикинь, мой говорит, когда, мол, после выписки это самое можно будет…

– Это самое ему, разбежался…

– Вот-вот, они только об этом и думают…

Разговоры женщин доносятся до меня как сквозь вату. Я скрючилась на кровати, стараясь лечь так, чтобы не тревожить место укола. Очень больно, и лист капусты не помогает от слова совсем. Я пытаюсь абстрагироваться от ситуации, прогнать панику, но у меня получается слабо. Беременность… Вот это да…

Вот это ты отожгла, Марианна, ничего не скажешь. Я вспоминаю, что Светка вроде при малейшем подозрении на нежелательную беременность делает какие-то уколы, которые просто вызывают месячные, и всё. Но у меня крайне нерегулярный цикл, а эти уколы показаны только при очень маленьких задержках, кажется, не больше недели.

Сейчас по-любому поздно. Что же, сейчас, получается, только аборт. Ох, какое же страшное слово. Ой, мамочка, как же я боюсь. Но, пока я в больнице, самое время. Самое время…

глава 7

Марианна

Мне очень жарко, солнце в зените и печёт нещадно, нисколько не жалея тех, кому не повезло попасть под его безжалостные лучи. Я бреду по горячему тёмно-жёлтому песку раскалённой пустыни следом за Дашкой с Серёгой. Ребята, в отличие от меня, идут вполне бодренько, смеются чему-то, взявшись за руки. Они совсем рядом, но я никак не могу догнать их. «Даша, Даша, а где Андрей?» – кричу я. «А зачем тебе Андрей, Марин? – удивляется Серёга, – ты разве не знаешь, он умер давно…»

– Марианна! Вставай! Ужин привезли…

Я вскакиваю, дико оглядываясь по сторонам. Всё та же унылая палата, всё те же крашеные серой масляной краской стены; когда-то белый, а сейчас желтоватый от времени потолок. В нашей палате появилась железная тележка, заставленная тарелками с макаронами по-флотски и стаканами с чем-то розовым.

Вселенское облегчение накатывает на меня. Это был всего лишь сон. Какое счастье… Я вытираю пот со лба. Я вся мокрая, спала, укрывшись с головой, да ещё и в одежде. Андрей. Здесь, в больнице, я совсем не думала о нём. Я думала только о себе, о своём положении, почему-то никак не связывая обрушившееся на меня известие с ним.