Горькие ягодки

– А ты не пошёл бы? Или, блин, жаждешь в моём офисе ещё полы помыть? Могу сопроводить, без проблем, – делаю к укурку шаг, тот шарахается в сторону. Все они такие, крутые с виду придурки.

– Больной, блин, – еле слышно шипит укурок. Ну вот, я же ещё и больной. Разворачиваюсь, чтобы уйти и не видеть морду этого Бориса, как слышу вслед: «Что не стал нападуху с оружием шить, спасибо, конечно».

– Пожалуйста. Обращайся.

– Ствол-то отдай..

– Обойдёшься.

Ствол мне ещё пригодится. Пусть лежит, упакованный в целлофан и хранящий отпечатки пальчиков укурков. Этот городишко не так прост и скучен, коим казался поначалу. И, похоже, мы тут слегка разворошили нехилое змеиное гнездо…

глава 38

Андрей

Давно ночь, но мне не спится. Стою у приоткрытого окна, курю. Надо бы бросить. Серёга бросил. Дашка заставила, ещё когда беременная была. Прикольно. Серж, не пропускающий ни одной юбки, вдруг стал образцовым семьянином. Примерным мужем и отцом. Говорит, что его любимое занятие это гулять с Владькой. Прикольно…

Наш общий с Марианной двор тёмный, в нём не горит ни один фонарь. Только светятся редкие прямоугольники окон в её доме. От нечего делать смотрю на эти горящие окна. Есть ли среди них Марианнино, или она давно спит? И на работу она особо не ходит, предпочитает удалёнку. Я видел её в офисе сегодня первый раз.

Странно, молодая девчонка, чего ей дома сидеть? В офисе какой-никакой, но всё же коллектив… Я вдруг вспоминаю тени у неё под глазами. Не высыпается? Отчего? У неё кто-то есть, кто настолько не даёт ей полноценно высыпаться, что ей проблематично даже дойти до офиса? Кто? Дамир? Или кто-то другой?

Я щелчком выкидываю сигарету в темноту двора.

Сигарета падает по дуге алым огоньком. Я провожаю её взглядом и хочу уже захлопнуть окно, как вдруг в соседнем с Марианниным подъезде одно из окон загорается мягким жёлтым светом.

Окно не зашторено, а я не любитель подглядывать за чужой жизнью, поэтому отвожу было взгляд, но в следующий миг уже смотрю в это окно как приклеенный. Потому что там, в комнате, освещённой мягким жёлтым светом, я вижу её. Марианну.

Она в коротеньком полурасстёгнутом халатике, делает что-то около раковины. Это кухня. Я вглядываюсь до боли в глазах. Марианна поливает что-то из чайника, потом подходит к небольшому столу, что стоит около окна, садится, спускает с плеч халатик… И, словно спохватившись, рывком зашторивает окно.

Я в афиге. Что это было? Что она делала? И что делает сейчас? Этот ролик из её жизни длился буквально пару минут. Но у меня такая взрывная реакция, словно я только что просмотрел крутой порнофильм. Блин. Перед глазами её грудь. Ножки. Я ни разу не видел до этого её ножки почти полностью. Только ощущал их под своими ладонями. Когда раздвигал жадным рывком. Тогда.

Всё было тогда, давно. Но я вспомнил почти всё. Чёрт. Я уставился на её окно как чёртов маньячелло. И да, это другой подъезд, вовсе не тот, в который она впорхнула тогда. Не понимаю. И тогда, на чердаке их общаги… Что это было… Что она могла там делать? Смотрела на звёзды? Это вряд ли. При напрочь закрытом плотным одеялом облаков небе…

Марианнино окно давно погасло, и я, честно сказать, давно снял своё бешеное возбуждение всем известным способом, представляя себе её. Хотя мне не составило бы проблемы прошвырнуться до местного ночного клуба и снять девку на ночь там. Но. Впервые в моей жизни появилось «но». Я не хочу другую девку. Никакую. Эта мысль ошарашила меня. И напрочь прогнала сон…

глава 39

Марианна

– Болит, доча? – мама сочувственно смотрит на меня, качая на руках Алёнку. Дочка капризничает и никак не хочет засыпать.

Я хочу сказать, что всё путём, чтобы не расстраивать маму, но слёзы поневоле брызжут из глаз. Грудь болит по-чёрному, иначе и не скажешь. Опять мастит, чтоб его. У меня уже начиналось было один раз это удовольствие, но тогда мама сразу же послала меня в процедурный кабинет на ультразвук к знакомой медсестре, та без проволочек взяла меня на процедуру, всё обошлось, и я не познала «кайф» от ужаса под названием мастит.

И не осознала, что при первых же проявлениях неблагополучия нужно бросать всё и нестись за врачебной помощью. Моё легкомыслие было наказано и наказано крайне жестоко. Ведь я, как последняя дурочка, протянула целый день. Было много работы, мне было некогда, я почему-то думала, что всё пройдёт, и вот, ночью грудь стала как каменная.

И болит так, что хоть на стенку лезь. Я держу грудь в тёплой воде, потом пытаюсь сцедить молоко, но ничего не помогает. Хорошо ещё, что у нас есть довольно большие запасы замороженного молока, а то Алёнка устроила бы такой концерт для скрипки с оркестром, что мало бы не показалось. Я не знаю, что делать, мне кажется, что до утра я просто не доживу. Я скулю потихоньку от боли, как брошенный щенок.