Горизонты разных лет. Сборник рассказов

Ужинали во дворе, где белела маленькая кирпичная печурка и стояли грубо сколоченный столик и две скамейки.

– Буйлэсан называется наша деревня. С монгольского – дикий абрикос, русские зовут – буйлэски, – не спеша и попыхивая трубкой, говорила старуха. – Меня в деревне все Батуихой зовут. Чаюйте, ребятишки.

Она сняла с жестяной банки, в которой пропаривала байховый чай, старую рукавицу, налила себе в кружечку и, не разбавив кипятком, стала пить, время от время дуя на чёрную пенящуюся заварку.

– Чифирь, – пояснила она, увидев изумлённые глаза студентов. – Я же, ребятишки, двадцать пять лет по острогам моталась.

– В лагерях что ли были? – придя в себя и уже заикаясь, спросил Женя.

– В их самых. Крут был рябой хозяин. Вот недалеко отсюда, за буйлэсками, меня и взяли пограничники, – объяснила старуха, прокашлявшись.

В груди её хрипело и булькало. Она набила трубку из кисета, закурила и продолжала пить чифирь.

– Это в каком же году? – тоже заикаясь, спросил Витя…

Контра и бандитка

– Даже не скажу в каком году! Всё у меня, ребята, смешалось и кругами, – кашляя и отгоняя рукой дым, говорила старуха.

Глаза её оживились, она ласково смотрела на ребят, которые вскрыли банку консервов и теперь ели, накладывая сайру на пышный хлеб.

– Давно это было, когда в колхозы начали сгонять. Дура я была, противилась, – рассмеялась Батуиха и снова закашляла. Когда в груди старухи затих хрип, продолжила. – Ведь говорили, что женщины будут общими…

– Как это общими? – поперхнулся Женя.

Казалось, что его русый ёжик и вовсе стал рыжим. Смуглый Витя только хмыкнул.

– Ну, всем мужикам отдадут, – спокойно объяснила старуха. – Ничего такого не произошло. У нашей семьи было десяток коней, около тридцати коров, шесть верблюдов, да больше двухсот овец. Мы сами себе батраками были. Сейчас о батраках и не слышно даже. Люди лучше прежнего живут.

– А за что же вас в тюрьму посадили? – уже освоившись и не заикаясь, поинтересовался Женя.

– Бандитка я, – посмотрела на ребят Батуиха и хрипло засмеялась. – Слово такое есть, раньше часто его в газетах писали. Это которые против кого-то или из-за границы товары возят.

– Контра – слово? – Спросил Витя.

– Вот, вот. Контра я и бандитка! – даже как-то торжественно сказала старуха.

Женька снова чуть не поперхнулся хлебом.

– Контрабандистка? – Догадался вдруг Витя.

– Вот, вот. Она самая я и есть. Контра и бандитка, осужденная Батуева Дарья Вампиловна, – подтвердила старуха. – Когда я была молодой, почти все были контрами. Ничего не понимали.

На деревню опустились сумерки, в печурке потрескивали дрова, на плите позванивал крышкой чайник. В огороде белела пятном лошадь. У ног старухи дремал желтый пёс. Жизнь становилась настолько интересной, что ребятам начинало казаться будто они здесь были всегда, а город с его голодной студенческой зимой только на миг показался и растаял, как льдинка, в этой теплой деревенской ночи.

Контра и бандитка Дарья Вампиловна достала щипцами из печурки уголёк и снова раскурила свою чёрную трубку. Почему-то с каждой новой и таинственной картиной, которые открывались в её словах, она становилась всё роднее и ближе.

– В острогах меня по-разному звали. Когда контрой, когда бандиткой, а когда и Безухой, – сказала она, раскуривая трубку. – Смеялись, когда я им ухо показывала.

С этими словами старуха развязала платок и повернулась боком так, чтобы пламя печурки осветило её голову. Вместо уха у Дарьи Вампиловны был маленький свернувшийся комочек.

– Ничего себе! – Ахнул Женька, доливая себе в кружку чай.

Старуха снова закутала голову в платок и рассмеялась.

– Пограничник, такой же сорванец, как и вы, прострелил.

– Он специально целился в ваше ухо? – спросил любопытный Витька, придвигаясь к ней и сожалея, что не успел разглядеть ухо.

– Когда ему было целиться, я же при конях была. Проволоки на границе тогда не было. – Раскрыла ещё одну картину старуха. – Один конь заводной, с товаром, к седлу первого привязан. На нём четыре швейные машинки были нагружены. А я – на первом. Хороший был конь! Только выскочила из буйлэсек и рванула через границу, а наряд – тут, как тут. Так сорванец этот закон нарушил: я уже на другой стороне была, а он с колена выстрелил. Но кому докажешь? Жгнуло меня слева, кони шарахнулись, но я удержалась. Ускакала тогда! На заставах меня потом прозвали Безухой. Только через три года после этого случая поймали…

Старуха разговорилась и вся ушла в воспоминания. Онемевшая от одиночества и долгого молчания, она рассказывала и рассказывала ребятам о своей жизни.

– Так вы в диких абрикосах скрывались? – заинтересованно спросил Витька.

Женька уже сидел возле Дарьи Вампиловны и не сводил с неё глаз.

– В буйлэсках я пряталась. В лощине они густо растут! – мечтательно сказала старуха.

Сквозь дрёму

– В буйлэсках я пряталась. В лощине они густо растут! – мечтательно сказала старуха, уходя мысленно в далёкие времена.

Трубка погасла, она встрепенулась и, поскучнев, обронила: