Горизонты разных лет. Сборник рассказов

‑ Чей конь? ‑ снова спросил бурят, оглядывая толпу.

‑ Мы не знаем, в первый раз видим! ‑ крикнула мать Цыпылмы, вся освещенная желтыми лучами утреннего солнца. Одна из женщин повела упирающихся девчонок в юрту, но Хубушка и Даримка страшно запротестовали и разревелись, и женщина оставила их. Бутидка-Мячик звонко засмеялась. Всадники развеселились.

‑ Не знаете? ‑ снова заговорил бурят, пристально смотря в глаза матери Цыпылмы. ‑ Знайте… он лежит раненный в овраге… Молчите… Молчите…

Потом он повернулся к чернобородому начальнику и заговорил по-русски, смеясь и часто повторяя: “Не знай… они не знай…” Цыпылма вцепилась в руку матери, мать вся дрожала и оглядывала всадников, гнедого коня мужа, молодого бурята.

‑ Русский начальник говорит, что вы бедно живете. Но скоро будете жить хорошо, ‑ громко сказал молодой бурят, поправляя за спиной винтовку. ‑ Русский начальник просит десять овец.

‑ Пусть берет! ‑ закричали женщины, показывая на оставленных у стаек и юрт овец. ‑ Пусть берет и уходит. Пусть уходит…

Бурят снова что‑то сказал чернобородому, тот рассмеялся, обнажив кривые желтые зубы. Всадники погнали овец к озеру. Но тут из оврага выбежал Хотчо, огромный желтый кобель дяди Лхамажапа, катавший на себе всех ребятишек стойбища. Собака страшно зарычала, оскалилась и бросилась на всадников, защищая овец, которых пасла и охраняла всю жизнь. Чернобородый выдернул из деревянной кобуры длинный маузер и выстрелил три раза. Хотчо взвизгнул и упал, закрутившись на земле, не в силах понять людских поступков. Снова заплакали дети.

‑ Русский начальник говорит ‑ спасибо. Он дает расписку за баран. Он говорит, что скоро все будут жить хорошо! ‑ крикнул, отъезжая, молодой бурят и снова посмотрел на мать Цыпылмы. ‑ Торопитесь, он там…

Всадники скрылись, стало тихо. Но тоска сгустилась, стала острее и не исчезала, как и появившийся в степном воздухе запах отцовского пота. Тоска вошла в людей, сжала их сердца и не отпускала.

‑ Доченька, дои коров, ‑ устало сказала мать окаменевшей Цыпылме, а сама стала запрягать в телегу коня, женщины стали ей помогать. Вдруг заплакала никогда не плакавшая хохотушка Бутидка-мячик. Пришел с мальчиками из оврагов дедушка Содном. Они поволокли куда-то мертвого Хотчо, за ними бежали, плача, Хубушка и Даримка. Женщины молчали.

Потянулся тоскливый день. Вечером снова окрасились небо, облака, пески и трава лиловыми и оранжевыми цветами. Когда показалась телега, все побежали навстречу. Но мать приехала одна. Отца не было.

Она не нашла его и на второй день, и на третий… Бутидка перестала звонко смеяться. Ребятишки в стойбище не играли. Цыпылма пасла овец и остро видела все вокруг, особенно наивных степных птиц, пытавших увести ее подальше от своих гнезд. Мать все продолжала ездить, она теперь молчала целыми днями, только гладила дочерей шершавыми ладонями по черноволосым головам. Мать окаменела.

Однажды утром она не стала запрягать коня в телегу, а просто оседлала пегого и выехала в степь. Вернулась она поздно ночью, когда луна серебрила степь. Бутидка крепко спала. Цыпылма встретила мать и при лунном сиянии увидела блеснувшие на смуглом лице матери слезы. Девочка прижалась к стремени и беззвучно заплакала. Всем телом и всей душой! Так они стояли под луной: мать на коне и девочка, прижавшаяся к блестящему стремени. Мать гладила по голове вздрагивающую Цыпылму. Сама она оплакала мужа одна, в степи, слезы ее омочили траву и ушли в землю. Какой тоскливой была эта лунная ночь, равная кукованию кукушки! Больше никто не видел слез матери и дочери.

С тех пор тоска никогда не покидала Цыпылму. Она помогала матери, пасла овец, доила коров, иногда играла с ребятишками. Она завидовала хохотушке Бутидке-мячик, которая была слишком маленькой для того, чтобы тоска добралась до ее сердца. Жизнь продолжалась, но все было не так как раньше, при отце.

В степи много наивных птиц, пытающихся увести врагов от своих гнезд. Степь пахнет ая-гангой, дыханием овец, кобыльим молоком. В короткие лунные ночи острее становится запах отцовского пота…

Апрель 1998 года. Новая Заря..

Вторая половина

XX

век

а

. Где эти люди сейчас?

– Сколько бухаешь, Вовка?

– Как всегда: пятница, суббота, воскресенье прихватил. А ты?

– Дай вспомню… Так это когда же я с армии-то пришёл? 1974 мы в леспромхозе пробухали, потом год – на подсобных дурака валяли, полгода на курсах учился, а дальше – армия… Да, в 1978 и пришёл.

– Сколько бухаешь, спрашиваю?

– Я и говорю, как с армии пришёл. Получается – 1978, 1979, 1980 и дальше, не просыхая.

– Ты чо, пустырник пил?

– Да нет, чумуру какую-то.

– Стёкла чистят? А запах от неё?

– Кипяток в ванную, туда пачку стирального порошка с хвойным экстрактом и ложись. Запах!

– Нее-ее «Красную Москву» даже не предлагай, хоть и запах хороший, но от неё глаза портятся.

– А «Шипр»?

– Вот эту наливай, на глаза не влияет.

– «Тройной»?

– «Тройной» – лучше всех. Водки не надо.

– Может быть, «Каберне» возьмём или «Варну»?