Горизонты. Повесть о Станиславе Косиоре

— То, что рабочий у нас является хозяином на своем предприятии, что своим трудом он обогащает не капиталиста, а свое собственное рабочее государство, — это обстоятельство влияет на повышение производительности труда решающим образом. То есть тут не одна только система поощрения рационализаторов, которая у нас, несомненно, имеется, но и психологический фактор, двигающий эту рационализацию. Это, знаете, уже специфика нашего строя…

Профессор несколько растерянно кивал головой, и Косиор засмеялся:

— Как видите, мы далеко ушли от бетономешалки, в которой родилось «чудо», но для того, чтобы объяснить ого сущность, приходится переводить, так сказать, регистр на более общее звучание.

— Следовательно, — хитро улыбаясь, сказал немец, — я могу вас понять так, что нам нечего мечтать о подобных результатах, поскольку наша промышленность строится на иных принципах? Это очень интересная, но для меня несколько новая и… отдаленная идея. — Он засмеялся и добавил: — Я склонен держаться поближе к бетономешалке…

Косиор тоже засмеялся:

— Тогда, господин профессор, вы не поймете «чуда»! Он перевел сказанное присутствующим и снова обратился к гостю:

— Вот товарищи бетонные мастера мне напомнили слова работницы-мотористки… Она сказала, что, когда она наблюдала за работой бригады товарища Смирнова, у нее складывалось такое впечатление, что «работает одна гигантская рука». Она этим хотела выразить свою мысль о большой слаженности работы всего коллектива. Вот это вам, видимо, будет понятно.

— О да, безусловно, слаженность в работе — это есть дисциплина и культура работы, и это может дать большой результат.

Разговор продолжался, но так как он принял форму обмена репликами уже специального характера, было решено продолжить беседу на производственной площадке. Прием был закончен, но Косиор задержал у себя Смирнова:

— Как ваши партийные дела, Федор Иванович?

— Полный порядок, — Смирнов покраснел. — А ведь был такой момент в жизни… Честно говоря, почти утратил надежду. Если бы вы тогда на дороге не подошли ко мне…

— Всегда находится кто-нибудь, кто подходит к тебе на дороге, — ответил Косиор.

Оставшись один, он, по своей привычке, походил по кабинету, постоял у окна. Затем вызвал Малых с очередным докладом.

Последнее время Станислав Викентьевич уже не спрашивал, есть ли сведения из Львова, но молчаливый его вопрос Евгений улавливал каждый раз, когда входил в его кабинет. И потому, что вопрос этот был именно ему адресован — он просматривал ежесуточные записи дежурных, — Евгений чувствовал себя виноватым.

Сейчас он напряженно вслушивался в разговор Косиора с Карлсоном и Горожанииым. Разговор был необычно резким.

— Вы потеряли человека, это факт. Значит, что-то не было продумано по части связи. То, что мы узнали от Максима Черевичного, говорило о полном благополучии: Ребрик был принят Змиенко хорошо, но ведь были другие свидания, уже после ухода Черевичного из Львова. И о них вы ничего не знаете!

Карлсон ответил тихо:

— Не знаем, Станислав Викентьевич. У нас нет прямой связи с Ребриком.

Косиор вскипел:

— У вас и непрямой тоже нет! Ребрик исчез! И у вас даже нет предположений по этому поводу.

Карлсон ответил:

— Предположений нет. С Ребриком было обусловлено, что в определенные дни и часы он появится в определенных местах, там его должен видеть наш человек, которого Ребрик не знает. И мы имели сообщения: «Да, был». И вот уже две недели не показывается…

— Слушайте, а Рашкевич что думает по этому поводу? — живо спросил Косиор.

— Он ждет Ребрика.

— А подойдем с другого конца: какая конкретная опасность — давайте рассмотрим худший вариант — могла бы возникнуть?..

— Невозможно все предвидеть, Станислав Викентьевич… Ведь Львов в общем-то большая деревня, могла быть какая-то случайная встреча с человеком, знавшим Ребрика. Да, наконец, мы тоже не боги: может быть, пропустили за границу кого-нибудь, знавшего Ребрика. Он ведь у нас действовал, не изолировался…

Косиор вздохнул:

— Все точно. И… необъяснимо. Будем ждать.

Оставшись наедине с Малых, Косиор не сразу переключился на текущие дела, рассеянно выслушал доклад о состоявшемся пленуме Ивашковского окружкома. Станислав Викентьевич продолжал пристально заниматься этим округом и после того, как был снят прежний первый секретарь и рекомендован только что вернувшийся из Москвы, с учебы, партийный работник, сам уроженец одного из сел на Ивашковщине.

— Станислав Викентьевич, вы помните того парнишку, который прибежал к нам в гостиницу?

— Смутно. Кажется, он жаловался на неправильное выселение кого-то в их селе. Вспоминаю: его исключили из комсомола…

— Вот-вот. Так он сейчас секретарь окружкома комсомола. И хорош оказался…

— Думать нужно. Вот из таких парнишек, не стандартно мыслящих, инициативных, и получаются партийные кадры. Как же, помню. Прибежал ночью, вы еще туда выезжали. Пресекали бурную деятельность какого-то там любителя покомандовать над мужиком…

Косиор, говоря, рассматривал одну за другой положенные перед ним бумаги и вдруг остановился:

— Ничего дополнительного не выяснилось?

— Нет. Прокуратура ведет расследование об аварии.