– Ты с ума сошел, Григорянский? Я тогда чуть не помер, десять дней между жизнью и смертью висел! Такого врагу не пожелаешь! – прошипел я в ответ. Нашел время философствовать о пользе пропущенных ударов по голове! У нас тут война вообще-то.
– Да ты не ругайся, это шутка, конечно, – продолжал тихонько, чтобы никто не услышал, Василий. – А если серьезно, то я давно вынашиваю мысль написать книгу о военном искусстве, вроде учебника для офицерского состава. И назвать как-нибудь вроде…
– «Наука побеждать», – усмехнувшись, перебил я товарища.
– Кстати, неплохо! – обрадовался князь Василий.
– Еще бы! – снова усмехнулся я, отвешивая мысленный поклон Александру Васильевичу Суворову, у которого позаимствовал так понравившееся Григорянскому название.
Заметив наконец, что я смотрю на него, Лукьянов кивком головы отпустил смутившегося курьера и подошел ко мне.
– Михаил Васильевич, – промолвил он вполголоса, – тут такое дело… В общем, один дирижабль мы потеряли. Оболочка оказалась повреждена, он едва дотянул до базы.
– Экипаж? – спросил я, переглядываясь с Григорянским, которого перед сражением с трудом удалось отговорить от личного участия в воздушных налетах.
– Основной массе удалось спастись, всего пятеро погибших, ну и силовая установка разбита.
– Всего пятеро? – возмущенно прошипел я. – Да обученные летуны ценятся сейчас на вес золота! А тут аж пятеро!
– Ну так я что могу сделать? – развел руками Игнат.
Чтобы успокоиться, я прикрыл глаза и пару раз вдохнул-выдохнул. Никто не виноват в крушении, на войне как на войне. И хорошо еще, что случилось это не на глазах врага – нечего давать такой повод для злорадства!
– Холод, реально, могло быть гораздо хуже, – подал голос князь. – Оставшиеся дирижабли придержим?
– Не для того их сюда тащили, чтобы придерживать, – не согласился я, – пусть будут готовы работать с больших высот!
Оболочку пострадавшего дирижабля нужно будет детально обследовать и выяснить причину повреждения. И в будущем, не считаясь с потерей времени и средств, делать оболочки сложные, разбитые на несколько отсеков. Но это все потом, сейчас нужно было доделывать начатую ночью работу.
Время пролетело быстро, ночная тьма стремительно отступала под натиском зарождающегося дня. И с первыми лучами восходящего солнца жаждущие реванша фрадштадтцы начали строиться перед своими недостроенными и уже изрядно разбитыми нами укреплениями для атаки.
Судя по донесениям наблюдателей, левого фланга островитян можно было не опасаться. Гусары успешно рассеяли те немногочисленные войска, что еще подавали там признаки жизни. Будь у меня легкой кавалерии тысяч хотя бы пять, можно было бы с большим успехом совершить обходной маневр вокруг холма с выходом в тыл собирающимся сейчас атаковать нас фрадштадтцам. Но – увы и ах! У меня много чего нет в достаточных количествах, в том числе и легкой кавалерии, так что приходится выжимать максимум из того, что есть.
А главное из того, что у меня есть, – это большое преимущество в артиллерии, превратившееся уже в подавляющее из-за планомерного уничтожения вражеских батарей в самом начале сражения.
В самом деле было непонятно, на что рассчитывает противник. Неужели хочет опрокинуть нас в ближнем бою? Глупость какая-то.
– Двинулись! – сообщил Григорянский, снова хватаясь за бинокль.
– Печально, – вымолвил я с тяжелым вздохом, – скольких смертей можно было бы избежать. Ага, вот и кавалерия!
Всю конницу, что удалось собрать после тяжелой ночи, фрадштадтские военачальники разместили на самом краю своего правого фланга. Именно там сверкали в первых лучах восходящего солнца стальные нагрудники и шлемы кирасир, краснели мундиры и треуголки драгун, и там же виднелась большая темная масса туземной кавалерии.
Учитывая тот факт, что у нас только на правом фланге, прислоненном к подножию горы, имелся полноценный редут, а в центре и слева позиции состояли из нескольких флешей, логично было бы направить часть конницы в атаку на открытые промежутки между ними. Но противник решил не тратить время на дополнительные перестроения и обрушить всю оставшуюся мощь своего войска именно на наш левый фланг. Именно этим можно было объяснить и отсутствие кавалерии в центре, и весьма ограниченный ресурс брошенной здесь в бой пехоты.
Что же касается вражеской артиллерии, то стоило признать, что ночная охота удалась на славу и атаку смогли поддержать всего шесть орудий противника. Да и от тех был бы толк, если бы наша пехота пошла на сближение с фрадштадтской, до тех же позиций, где сейчас стояли таридийские полки, они дотянуться не могли.
– Красиво идут! – восхищенно цокнул языком Григорянский, после чего кровожадно облизнул губы. – Но сейчас будет очень много крови!
– Артиллерия, за работу! – приказал я, наводя бинокль на передние ряды пришедшей в движение вместе со своей пехотой кавалерии противника.