Горизонты безумия

Прибежали санитары, кое-как высвободили Олега из объятий рыдающей Галины... А Холмина из объятий безумия. Принялись делать искусственное дыхание, непрямой массаж сердца, потом достали электроды... Это и впрямь было безумие – как-то иначе происходящее Холмин охарактеризовать попросту не мог. Удар. Выгнувшееся тело сына... Кратковременный писк кардиографа... Снова линия. Удар. Забившаяся в угол жена... Писк... Всхлипы... Линия. Удар... Встревоженные лица... Крики: «Коли адреналин!» Писк... Линия.

Холмин понял, что это вовсе не линия. Черта. Причём последняя, возле которой они все столпились, не зная, как быть дальше. И относилась данная преамбула не только к тем людям, что находились в палате. Она охватывала мир целиком, потому что касалась каждого живущего, который рано или поздно умрёт. Окажется у последней черты – у запредельной грани, – не зная, совершить шаг вперёд, или, в который уже раз, оглянуться назад... Потому что разверзшаяся в сознании бездна страшит до умопомрачения!

А ведь всё только начинается.

Холмин не знал, что именно двигало в тот момент сознанием сына. Да и двигало ли хоть что-нибудь! Ведь Олег лежал в коме: его разум был отключен.

Тогда снова привязалось это треклятое: «Сон разума рождает чудовищ». А что, если так? И, когда угасает сознание, душа оказывается один на один с полчищами страшных гадов, прибывших из преисподней. С теми самыми, что только и ждут момента, чтобы утянуть на веки вечные в бездну!

Последний удар был самым мощным.

И сын «вернулся». Он не стал ступать за грань, отбился от засевших в голове зверей, просто оглянулся, о чём засвидетельствовал редкий писк кардиографа. Серена утихла. Галина грызла на руках ногти. Санитары стирали со лбов испарину. Холмин трясся нервной дрожью, чувствуя, что вот-вот утратит рассудок. Это был страх. Истинный. Первобытный. Несокрушимый. Об него можно колошматиться с разбегу вечность. Без видимой пользы. Лишь забавляя столпившихся по ту сторону грани. Ожидающих своего часа. Явившихся не просто так.

Естественно, в крик сына никто из врачей не поверил. Пришлось смотреть записи камер видеонаблюдения. Хотя звука и не было, по губам Олега Холмин отчётливо прочитал то самое слово, что слышал несколькими минутами ранее...

«Мама!» – и больше ничего, только бездна в глазах и сжатая в кулаках простыня.

Холмин резко отстранился от руля. Схватил трясущимися руками бутылку. Кое-как извлёк пробку и припал пересохшими губами к прохладному горлышку.

Он выпил пиво залпом и снова потянулся к пакетам.

Это был ужас. Самый настоящий кошмар, что сплёлся в единое целое с реальностью. И это было понятно. Непонятным было, как теперь со всем этим жить. Во что верить, как себя вести, над чем задумываться в первую очередь?

- Бред, – выдохнул Холмин и заглушил двигатель. – Надо успокоиться. Димке не стоит видеть меня таким.

Он отстегнул ремень безопасности, откинулся в кресле. Сжал переносицу двумя пальцами, силясь сосредоточится на реальном и материальном.

- Как, оказывается, мало нужно для того, чтобы заново поверить чёрт-те во что... – Холмин отставил вторую бутылку, отрыл дверцу.

В лицо дохнуло полуденным зноем. Дворовый бурьян встретил, как вымуштрованная рать, – не шелохнувшись. Солнце пылало точно в зените.

Холмин сощурился.

Алкоголь немного помутил рассудок. Некоторые из проблем отпали. Но полнейшее непонимание происходящего всё ещё было рядом. Впрочем, его теперь ни таблетками, ни спиртным, ничем не выгонишь!

Холмин глянул в сторону дома. Дверь на крыльце была приоткрыта – не иначе Димка уже вышел осмотреть новые владения. Видимо, набрался впечатлений и, от скуки, снова спрятался под крышу. А, может, от жары.

«Наверняка распаковывает свои комиксы...»

- Вот ведь, забулдыга, – выругался  вполголоса Холмин, захлопывая дверцу. – Про планшет совсем забыл... – Он, было, собирался заново вернуться в машину, как краем глаза заметил в стороне от дома какое-то движение.

Ну точно. Напротив их участка, за дорогой, у оградки парка, замерла чуть различимая тень. Старичок-Лесовичок, иначе не скажешь. Рядом, на обочине, стоит маленькая тачка. Рядом с ней, на земле, в ряд, выстроены откупоренные металлические банки. Скорее всего, из-под краски. И точно! На голове старичка надета сложенная из газеты кепка – своеобразный бумажный кораблик кверху дном, – а в руках играет кисточка. С ворсинок капает густая жидкость – видимо старичок заприметил его уже давно и так же давно смотрит.

Холмин невольно огляделся по сторонам.

Никого.

Хмель в голове сделал своё дело, и Холмин помахал рукой, приветствуя странного маляра. Тот лишь скупо кивнул головой в ответ.

Так или иначе, своеобразное знакомство состоялось, и нужно было делать что-то дальше. Холмин плюнул на приличия и направился через дорогу.

По ту сторону сгрудилась приятная тень. Трава доходила до колен, мерно покачивались в такт шагам головки седых одуванчиков. Над головой шуршала листва, переговариваясь с остановившимся передохнуть ветерком.